Книга Не оглядывайся назад!.., страница 74. Автор книги Владимир Максимов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Не оглядывайся назад!..»

Cтраница 74

А мне вдруг припомнился другой, грустный праздник в удэгейском посёлке Гвасюги, который река Сукпай разделяла надвое.

На одном её берегу жил род Кимонко, на другом – Калюндзюга. Между собой они не ладили. Их давняя вражда, неизвестно как, когда, из-за чего начавшаяся, была менее, а точнее сказать, совсем не кровопролитной, если не считать редких непонятных исчезновений в тайге того или иного представителя рода, но зато не менее затяжной и напряжённой, чем у знатных итальянских семейств Вероны: Монтекки и Капулетти.

Калюндзюга гордились тем, что в их роду был настоящий писатель Тимофей Калюндзюга. Автор единственной книги «Вниз по Сукпаю», которая «в авторизированном переводе», то есть практически написанная заново «на основе заметок автора», вышла в шестидесятые годы двадцатого столетия в Ленинграде, огромным даже для необъятного Советского Союза тиражом.

В книге был отображён промысловый опыт удэгейского охотника, основанный на традиционных, национальных способах добычи зверя, и описывалось множество забавных и курьёзных случаев из жизни самого Тимофея, основу которой составляла охота.

Например, красную рыбу он добывал острогой, в местах нереста, никогда не пользуясь сетью, как и его предки. Тут же солил икру и рыбу, оставаясь на месте до холодов, когда подходило время добывать на зиму мясо.

Не сильно мудрствуя, особенно в многоснежье, Тимофей отыскивал кабанью тропу и к какой-нибудь здоровенной лесине, лежащей поперёк неё, через которую перебирались кабаны, скользя по ней брюхом и оставляя на колодине в снегу глубокий жёлоб, – укреплял прочное острое лезвие, присыпав его снегом…

Через день-другой он возвращался на место уже за добычей. Обычно идущий впереди секач или самка со своим подросшим к зиме выводком, преодолевая препятствие, натыкались на нож, но по инерции продолжали двигаться вперёд, вспарывая брюхо вбитым в колодину обоюдоострым ножом. Выводок, слыша крик боли и опасности, тем же путём устремлялся вперед: за матерью или вожаком, стараясь поскорее перемахнуть через колодину… И большинство из них постигала та же участь… Тимофею потом предстояло только разделать несколько окоченевших туш. У которых птицы, в лучшем случае, могли выклевать глаза, а мыши отгрызть «пятаки». Остальное небольшому зверью из-за толщины кабаньих шкур было недоступно.

Прибрав мясо и убрав с выкрашенной в красный цвет кабаньей кровью колодины своё «орудие лова», Тимофей уже до следующей зимы не тревожил лесных хрюшек.

На медведей, которых ему удалось добыть сорок штук, Калюндзюга чаще всего охотился тоже при помощи холодного оружия – пальмы и ножа, как это делали его далёкие и не очень далёкие предки, лишь изредка используя огнестрельное оружие.

Сей весьма своеобразный и рискованный способ охоты заключался в следующем. Прочное, хорошо высушенное древко пальмы упиралось в землю, когда, уже растревоженный в берлоге, медведь, выскочивший из неё наружу, устремлялся, встав на задние лапы, к охотнику, посмевшему нарушить его сладкий сон…

На другом конце древка, направленного примерно под углом в сорок пять градусов к вздыбившемуся зверю, сыромятным жгутом, высыхающим прямо на древке, укреплялось острое широкое лезвие, имеющее незаточенный четырёхгранный «хвостик» с «зубом», предназначенным для крепежа.

Охотник, стоя одним коленом на земле, двумя руками удерживает проходящее под мышкой древко, плавно направляя его в самое уязвимое место, в живот разъярённому зверю. Обычно медведь, традиционно вставший перед охотником на дыбы, не обращал внимания на выставленную в его сторону «соломинку», и сам натыкался на это смертоносное орудие. Иногда пронзающее его насквозь. Так умелый энтомолог нанизывает на булавку очередной экземпляр своей коллекции. Ловкость охотника при данном способе охоты заключалась в том, чтобы вовремя отскочить в сторону от падающей на него «оскаленной глыбы». А затем помочь зверю, вытаскивающему из себя пальму́, часто вместе с кишками, быстро умереть, вспоров ему брюхо острым, как бритва, ножом.

Конечно, можно было просто наблюдать со стороны агонию зверя, видя, как недоумённо ревя от боли и не понимая до конца, что происходит, тот, сидя на земле, двумя лапами раздирает свой живот, выворачивая наружу внутренности, желая любой ценой избавиться от нестерпимой боли. Однако самоубийство зверя Тимофей никогда не одобрял. И если к нему нельзя было подобраться с ножом, он подходил к медведю с карабином и, почти вставив ствол в его ухо, нажимал на спусковой крючок. Долго после этого покуривая трубочку и глядя на безмолвного могучего врага.

На сорок первом медведе отлаженный механизм охоты, основанный на безупречном знании повадок зверя, дал сбой. Медведь попался Тимофею небольшой и… нетипичный. Он не встал перед охотником на дыбы, чтобы нанести свой смертельный удар, снимая с соперника скальп, но и оголяя при этом живот (где самая тонкая шкура), как это делали до него все его собратья…

Медведь, не оборачиваясь и не огрызаясь на хватающих его сзади за гачи собак, проворно подскочил на четвереньках сбоку к не успевшему даже развернуться ему навстречу Тимофею, ловко выбив из его рук пальму́́. Вторым ударом передней лапы медведь просто оглушил охотника, не успевшего передёрнуть затвор карабина.

Зверь действовал нетрадиционно, нетипично для медведя, не так, как в подобных случаях действуют его сородичи. Но именно поэтому он победил…

Тимофей не мог знать личного опыта этого некрупного хищника. Он, как на пальму́, никогда доселе не изменявшую ему, опирался на опыт поколений, свой собственный и – традиционное поведение зверя…

На небольшой полянке у ручья, где они сошлись, вскорости можно было обнаружить лишь окровавленные лоскуты одежды охотника, его карабин, да пальму́ со сломанным черёмуховым черенком…

Медведь же стал шатуном. Ведь, разбуженный человеком, он не может вновь залечь в берлогу. А до весны было ещё очень далеко и питаться зверю чем-то было надо…

На следующий день, с пристыженно опущенными головами собаки вернулись в посёлок. Одна из них притащила в зубах часть окровавленного рукава с кистью правой руки. Но рассказать о том, что произошло там, на Сукпае, под низким зимним небом, она не могла…


Дочь Тимофея, учившаяся в это время в Институте народов севера, отвезла своему преподавателю записки отца. И вскоре, изданная в Ленинграде, вышла книга первого и, судя по всему, – последнего удэгейского писателя Тимофея Калюндзюга.

А ещё через несколько лет, согласно постановлению высших партийных инстанций «О сохранении культурного наследия малочисленных народов СССР…» в Гвасюках, в просторной избе, построенной присланными из Хабаровска строителями, был открыт музей писателя, в котором в основном хранились его личные вещи. Национальная одежда, паняга, у́лы, ножи, пальма́, трубка, изготовленная им самим из берёзового капа. И – конечно же несколько десятков экземпляров тоненькой зеленоватой книжки «Вниз по Сукпаю», на обложке которой был изображён присевший охотник и нависший над ним тёмной глыбой медведь, со страшно оскаленной пастью.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация