Семь с лишним часов до Чикаго. Они расставляют точки на карте, как в старых фильмах. На станции подержанных машин в Омахе Зара платит три тысячи долларов наличными за то, чтобы не называть номер карточки социального страхования, как того требует закон штата.
– Мы спешим. На юбилей, – говорит Билли, стремясь быть полезной.
– Завидую вам, – говорит управляющая, демонстрируя в улыбке золотой зуб, а рядом сломанный. Возможно, деньги, убранные в сиреневую куртку со светоотражающими полосами, она потратит на хорошие зубные протезы.
Ну теперь-то можно заглянуть в аптеку и купить антибиотики.
– Ты должна пустить меня за руль, – осторожно намекает Билли.
– Де-Мойн, – парирует Зара, протягивая ей телефон. – Проложи туда дорогу. – Аккумулятор заряжен на тридцать два процента. – И проверь свою почту.
Ответа от Коул по-прежнему нет. Вообще никакого. Билли заглядывает на страничку Тайлы в «Фейсбуке», выложенную в открытый доступ, чтобы все смогли увидеть ее трогательные мемориалы в память о Джее, Эрике и Девоне, семейные фотографии, красивых девочек, растущих слишком быстро.
«Надо быть поосторожнее, – думает Билли, – выкладывая в интернет фотографии детей. Мало ли какие хищники там бродят». Но никаких снимков счастливого родственного воссоединения, никаких «вы только посмотрите, кто только что постучал в дверь: это же мои считавшиеся пропавшими без вести свояченица и любимый племянник!» (с анимацией в виде падающих конфетти). Но куда же еще могла направиться Коул? К кому еще она могла обратиться?
Зара полностью сосредоточилась на дороге, а у Билли есть все основания полностью углубиться в телефон. Она выходит в «Телеграм». Сообщения от З. для Х. Как будто сложно догадаться: от Зары для Хулиты Амато. Кое-кто чересчур полагается на программу шифрования. Билли водит снизу вверх пальцем по экрану, восстанавливая в обратной последовательности переписку неестественно высокопарным языком, который ее бесит.
Три дня назад:
З.:
Уточнение. Едем в Чикаго. К сестре мужа. Не возражаете?
Два дня назад:
Х.:
Всё, что нужно для результата. Я полагаюсь на твое компетентное мнение.
З.:
Хорошо.
Сегодня, 01.22:
З.:
Плохие новости. Сожалею, что вынуждена вас огорчить.
Х.:
Насколько плохие?
З.:
Очень плохие.
Х.:
Надеюсь, ты предоставишь полный отчет, когда это будет удобно.
З.:
Цена повышается. Теперь я работаю одна.
Х.:
Понятно.
Насколько повышается? О каких суммах идет речь?
Эта операция и так уже дорого обошлась.
З.:
4 ляма.
Х.:
Могу предложить 2. Но я больше не хочу слышать ни о каких остановках для восстановления сил и задержках.
З.:
Хорошо.
Х.:
Адрес миссис Любительницы рыбок будет, как только ее экзотика окажется в аквариуме.
З.:
По-прежнему Нью-Йорк?
Х.:
Да. Все необходимые бумаги будут ждать тебя. Наша подруга по-прежнему с тобой?
З.:
Да. Пока что.
Билли отключает звук, тайком сохраняет копию экрана и отправляет ее себе на электронную почту, после чего стирает отправленное сообщение, уничтожает фото и очищает корзину. Сообщники улики не собирают, а вот заложники этим занимаются. Пусть обзавестись пистолетом она не смогла; по крайней мере теперь у нее есть патроны.
И матерь божья! Два миллиона долларов?
41. Коул: Недвижимость
– Что ты слушаешь? – Коул хлопает Милу по плечу, чувствуя себя отрезанной наушниками, этими доспехами подростков. Мила милостиво вынимает из уха одну таблетку; оттуда звучит женский голос, звучный, настойчивый. Коул его не узнаёт, но это явно не рэп.
– Проповеди. Матери Низшей. Они уже загружены в проигрыватель. Щедрость говорит, это часть моей подготовки.
– По-моему, прямо сейчас тебе не нужно это слушать.
– Она сказала, мам!
– Ну хорошо. Есть что-нибудь интересное?
– Ничего такого, что я уже не слышала, – пожимает плечами Мила. – Так, это Мемфис. Хо! Самый обыкновенный город.
– А ты что ожидала? Двойников Элвиса
[86] на каждом углу? – насмешливо спрашивает Коул. Она не добавляет, что даже если бы распространенная в бульварной прессе версия о том, что Элвис жив, была бы правдой, к настоящему времени Калгоа все равно уже прикончил бы его.
– Смотри, кто-то нам машет! – Майлс указывает на тощую пожилую даму в светло-бежевом спортивном костюме, с улыбкой размахивающую руками.
– Ну наконец-то! – говорит Вера, должно быть, здорово уставшая за длинный перегон от Талсы через Файеттвиль. Она крутит рулевое колесо, откликаясь на жесты пожилой дамы, которая приглашает их на стоянку, словно диспетчер с оранжевыми кругами на рулежной полосе аэродрома.
Дама танцуя приближается к самой двери, чтобы поздороваться со всеми, пожать руку каждой сестре, выходящей из автобуса.
– Добрый вечер, добрый вечер! Какая радость встретить всех вас! – Вблизи видно, что ее пепельно-серое лицо покрыто густой паутиной морщин, а ярко-красная губная помада растеклась по складкам кожи вокруг губ.
– Алисия Грейсон, фирма «Грейсон-недвижимость». И я так рада, что вы наконец добрались сюда! Долгая дорога, да?
– Мы к этому привыкли, – говорит Надежда. – Я сестра Надежда. Мы говорили по телефону.
– Конечно, конечно. Ну, вот оно. Понимаю, смотреть особенно не на что, но у владения есть потенциал. Я вас провожу, если вы готовы.
Сострадание хлопает себя по лицу.
– Прошу прощения за комаров. Не самая теплая встреча. Могло бы быть и хуже, могли бы быть тараканы. Сейчас так жарко, черт побери, их просто настоящее нашествие. А еще не закончилась весна. Надеюсь, они не переносят вирус Зика. Но, я так полагаю, вы не из тех, кто разъезжает по всей стране, стараясь залететь. Это ничего, что я использую такие выражения? – Она похотливо подмигивает.
– На самом деле, – говорит Щедрость с вымученной праведностью интернет-комментатора, – наша Церковь верит в то, что материнство – это священное призвание. В нем высший смысл для всех нас.
