зачем тебе эта гуманитарная проблематика?
единственно важная в жизни вещь —
это высшая математика!»
При всей моей любви к математике, матанализу и статистике, а так же теплых чувствах к физике, отношения эти были, все же, платоническими. Кроме того, время от времени на задворках сознания скреблась маленькая мерзкая мысль, что все дело в Лу. Мысль я эту, как надоедливого комара, всегда от себя отгонял.
Предложение хозяйки уплатить за баню пару меди я, к ее удивлению, принял не думая, и сразу же попросил показать, где тут у нее дровница и колодец. Причина была проста: в кожаных штанах все невероятно прело, и за время перехода из Сердона я успел стереть все ноги и сотню раз послать свои «благодарности» и предложения поцеловать меня в натертые места как самой Матери, так и ее первородным сыновьям.
Пока мои спутники размещались в комнатах, я натаскал на троих воды и растопил титан. С кресалом не маялся, не получалось у меня пока — просто стрельнул уголек из хозяйской печи.
Первой отправили мыться Лу.
Пока богиня занималась водными процедурами, я быстро простирнул вещи и повесил сушиться на специальной палке во внутреннем дворе дома, обнесенном высоким деревянным забором.
Как только богиня вышла из бани, следом отправились мы с Илием. Хоть внутри было тесновато, но поливать друг другу на спину было сподручнее, чем одной рукой скрестись песком, а другой пытаться не отбить себе тяжелым ковшом или тазом голову.
Переоделся в относительно чистую «родную» одежду, которую принес сюда из своего мира. От прикосновений мягкой хлопковой футболки после грубой рубахи, и жесткой, но такой привычной джинсовой ткани, я понял, как же мне было хреново последние дни.
Повеселели. Хозяйка как раз накрыла на стол несколько пирогов на обед, удрученно разведя руками, мол, нормальная еда будет только к вечеру. Ели на кухне, чтобы не мешать людям в лавке.
Пироги оказались выше всяких похвал. С луком и яйцом, выпечка была просто отличная, так что все умяли по несколько огромных кусков и, осоловевшие от такого переедания, разбрелись по своим комнатам. Все дела — завтра.
Первый мой поход в местную управу ни к чему не привел. Сначала я сунулся в управу нижнего города, но, как оказалось, тут почти ничего не решали. Все налоги и подати, как я и ожидал, собирались мытарями барона, там же была и группа счетоводов, которая вела не только бухгалтерию земель, находящихся в прямом подчинении семейства Тиббот, но и получала отчеты из подконтрольных городов, которые я в уме уже переименовал в райцентры.
Вообще, чем больше я узнавал о том, как вел дела нынешний барон Амер Тиббот, тем больше мне нравился этот человек.
Амер, не в пример сказано другим аристократам этого королевства, отказался от традиционной системы сбора податей, когда каждый нес, что был должен, своему старосте, а уже те приходили на поклон барону, лично передавая тощие кошельки. Вместо этого, буквально двадцать лет назад, будущий барон Амер Тиббот, а тогда еще только баронет, при поддержке своего еще живого родителя стал внедрять систему сбора налогов, которая была в ходу уже лет триста в западных густонаселенных районах Токонской Империи.
Суть системы была близка к привычной мне административной вертикали, которая выстраивала цепь налогообложения между простым крестьянином и его сюзереном, сокращая количество входных точек непосредственно к самому барону. Конечно, первые годы городские головы и старосты крупных сел, на которых возложили ответственность за сбор и передачу податей в баронскую казну, висели на всех суках и ветках, как гроздья винограда — воровали страшно. Но за десяток лет Амер смог через казни, уговоры, посулы, угрозы и щедрые премии воспитать в своих людях какой-никакой страх и одновременно рвение выполнять свою работу качественно и честно.
В итоге Тибботы избавились от бесконечных верениц из крестьянских телег, которые тащили свои оброки в Трейл, и смогли наладить равномерную циркуляцию финансов внутри своих владений. Плюс, такая система помогла выявить, какие хозяйства и поселения были наиболее прибыльными, и в них стоило вкладываться, а какие — наоборот, дохода не приносили.
Первое в истории баронства расселение деревни и передача крестьян в другие села чуть не подняло бунт по всему югу. По рассказам местных, бабы тогда рыдали и кидались дружинникам в ноги, а те только молча выволакивали крестьян из их изб и заставляли рассесться по телегам, чтобы отправиться на новые места жительства. Крестьяне садились, ехали, часть сбегала по пути в новую деревню, часть — уже по приезду. Через месяц после официального переселения работников «мертвая» деревня оказывалась живее всех живых. Не помогала ни конфискация скотины, ни посевного материала. Людей тащило к стенам, в которых родились деды.
Реальной же причиной для чуть было не вспыхнувшего бунта стало жесткое решение Амера, который устал гонять туда-сюда дружинников и в последний «заезд» приказал пустить красного петуха по деревне.
Сожжение поселения произвело на деревенских неизгладимое впечатление и если бы Амер не дал в последний момент заднюю, а точнее, не выдал бы «пряник» вместо очередного «кнута», его вполне могли поднять на вилы свои же вассалы. Пряник заключался в том, что Амер лично прибыл к «погорельцам» в новом селе и своим указом приказал поставить тем новые избы. Материалы оплачивал Амер лично из своего кармана, сельские же мужики помогли новым соседям поставить срубы и печи.
Чтобы окончательно успокоить людей, барон освободил село на год от натурального оброка, а денежные подати сократил в половину для того, чтобы «местные помогли устроиться новым соседям и не чувствовали себя обделенными».
С тех пор, если возникала необходимость в расселении какого-либо поселка, Амер пользовался именно этой схемой: хорошие избы разбирались и перевозились на подводах на новое место, старые — сжигались, чтобы не стать пристанищем для разбойников и бродяг. Переселенцам помогали устроиться на новом месте, а все село или деревня получали «льготный период».
Чем больше я слушал эти истории про толкового барона, тем больше смеялся внутри себя. Ага, «щедрый барон», как бы ни так. Но в уме этому человеку отказать было нельзя.
Что касалось новых срубов — так они Амеру ничего не стоили. По факту, он просто разрешал крестьянам рубить строительный лес на новые избы без риска быть посаженными на кол. За готовые материалы он не платил ни кло.
Та же схема работала и с «льготным периодом налогообложения», как про себя я называл снижение оброков и сборов для села с переселенцами.
В первую очередь люди упускали тот факт, что Амер редко усиливал переселенцами по-настоящему успешные сёла — туда и так, самотеком, прибывали новые люди в поисках работы и лучшей доли. Все переселения были направлены на слияние двух слабых поселков, чтобы получить один приличный с перспективой выхода на хорошие результаты через два-три года. Так что в денежном плане Амер тоже нес крайне несущественные потери, однако, его политика позволяла переселенцам встать на ноги и ограждала от гнева старожилов.
