– Я не могла представить, что в этих лесах столько людей, – сглотнула Божена, благословенная лекарь, которая пожелала отправиться вместе с Ивон.
– Обычно – нет, – ответил Радогаст, подходя ближе к жрицам. – Сейчас отряды степняков рыскают в округе в поисках тайных троп и забытых дорог, чтобы можно было незаметно подобраться к войскам графа, а разбойники, с которыми столкнулась эта группа – дезертиры, бежавшие из тех самых войск.
– Здесь выживший! – воскликнул солдат из их охраны.
– Пленных не брать, – напомнила Ивон и отправилась к своей лошади.
Солнце садилось и пора бы уже показаться деревне, в которой жрица надеялась найти ночлег.
– Кашлял он сильно, – рассказывала старуха, лежавшая на кровати. – Да только осень нынче хо́лодна, не диво застудиться. А на утро глаза красные-красные у него сталися, да все что-то про жрецов талдычил… Наши и подумали, что мужика Безымянные прокляли, пожалели… А он возьми да помри. На третий день Марыня в кашле зашлась, да так, что прям на живот упала, тут же и родила. А толку-то – недоносила, сразу холодненьким был. И Марынька праз два дни отошла, уж не ведаю, от хвори ци повитуха недоследила. А только все ж едино – один за другим остывать начали, першай повитуха, за нею муж ейный, Марынькин стало быть, потым батька их… Одна я тут засталася, лежмя…
И старуха заплакала, бессильная даже вытереть слезы – сильнейший артрит сковал все ее суставы. Эта женщина была одной из немногих выживших в деревне, в которой побывала зараза. Жила она вдвоем с таким же престарелым мужем, который умер в самом начале, не успев, видимо, заразить лежачую жену. Одним духам известно, может именно это ее и спасло, однако был ли смысл в такой жизни?
Ивон сделала последние пометки в своей книжице, и прочитала короткую молитву. Не Ниневии, а Альмосу – пусть лучше эта старая женщина тихо видит сны, чем на закате своих лет наблюдает за ужасами мора.
Выйдя из дома, Ивон направилась к колодцу, который стоял в самой середине небольшого поселка. Похоже, деревня образовалась вокруг источника, и уже после были проложены дороги и построены дома. Снова тщательно проверив воду, жрица не нашла в ней никаких следов отравы. Да и судя по словам немногочисленных выживших, эта хворь передается через касания или дыхание, но никак не через воду. У Ивон были подозрения, что болезнь каким-то образом распространяли жрецы Мары или даже степняки, но, похоже, отрава здесь не при чем.
Дверь стоящего рядом дома хлопнула, и оттуда вышел Радогаст, на ходу стягивая ткань с лица. Это была их единственная и самая действенная мера защиты – и пока что никто из ее отряда не проявлял никаких признаков заболевания. Хотя, возможно, они еще и не контактировали с настоящими зараженными: Ивон с товарищами побывала только в уже переболевших, фактически вымерших деревнях.
– Это ужасающе, – нахмурился жрец, подходя ближе. – Я, конечно, не лекарь, но даже мне понятно, что это очень тяжелое заболевание. Сколько людей смогли выздороветь?
– Трое, – ответила Ивон. – И еще пять не заразились, хотя близко общались с больными.
– Что ты планируешь делать дальше?
Вместо ответа жрица поискала глазами Велеслава, десятника их поредевшего отряда сопровождения. Десятника нигде не было видно, однако тот самый парнишка, словивший стрелу, ошивался неподалеку, и Ивон приказала ему найти командира и позвать сюда. Когда Велеслав пришел, жрица попросила у него карту, на которой, достав карандаш, отметила посещенные ими деревни.
– Достаточно ровное распространение, – нахмурила брови девушка. – Судя по всему, идет с запада. Северо-запад?
– Будем двигаться к источнику? – спросил Радогаст.
– Нет. Главное сдержать хворь; там уже все должны быть мертвы. Будем двигаться вот таким образом, – и жрица нарисовала спиральную завитушку прямо на карте, – с юго-востока на северо-запад, большим фронтом. Надеюсь, пройдем по краю, сможем хоть немного задержать заразу. С приходом холодов обычно любая болезнь стихает, даже их Мара замораживает.
– Если это не она их насылает, – заметил Велеслав.
– Как бы мне не хотелось в это поверить, но, боюсь, Мара и ее Безымянные здесь не при чем, – вздохнула жрица. – Это не отрава и не зимняя лихорадка, просто очень заразная болезнь. Легочная недостаточность, осложнение на сердце и сосуды – у больных краснеют глаза, возможно, внутреннее давление?..
– Ивон, – мягко позвал ее Радогаст. – Нам надо выдвигаться.
– А? Да-да, конечно. Найдите Божену и выходим. Оставаться на ночь здесь опасно, да и негде – все дома стоят холодные. Ох, на руку это Маре, на руку…
– Это что, дым? – десятник повел носом, учуяв знакомый и такой уютный аромат.
Принюхавшись, Ивон действительно уловила запах дыма. Причем не густого, какой вьётся над деревнями с множеством домов, а тонкого, легкого, как от костра.
Проехав дальше по тропе, которую кто-то по недоразумению назвал дорогой, путники увидели в опускающихся сумерках отблески теплого огня и человека, склонившегося над весело трепещущим костром.
– Да не погаснет, странники, – первым поздоровался человек у огня.
– Пусть горит вечно, – ответил ему Радогаст. – Мы украдем у вас немного тепла?
– Грешно отказать в огне, – улыбнулся мужчина и полено в костре громко щелкнуло, выбивая сноп искр.
Человек подвинулся, уступая место, повернулся, и на его правой руке, ранее скрытой от Ивон в свете костра блеснули татуировки жреца Похищенного. Что ж, неудивительно, кто еще не побоится путешествовать в одиночку по таким диким местам?
– Что вы делаете в этой глуши, ваше Преподобие? – спросила жрица, усаживаясь и протягивая руки к огню. – Не слыхали про болезнь?
– Отчего же, слышал. Потому и пришел – даже больным нужны тепло и свет. А от болезни, верю, укроет возлюбленная бога моего.
– Возможно, госпожа и прислала нас сюда, – улыбнулась Божена, устраиваясь рядом.
За лошадьми их глядели дружинники Лешека, они же и обустраивали ночлег. Повезло, что на их пути встретился жрец, ведь, судя по картам, до кострища оставалось еще несколько часов езды, а быстро ли поскачешь в темноте, которая уже опустилась на лес?
– Откуда же вы пришли, добрые люди? Никак с войны, – поинтересовался жрец.
Возможно, он сначала он и посчитал их дезертирами, однако трое жрецов Ниневии явно ввергли его в сомнения. Ивон не посчитала такой вопрос нежелательным, а потому ответила:
– Да, ваше Преподобие, мы идем с войны. Граф отправил нас в эти края, чтобы удержать заразу, слухи о которой дошли до фронта. Перед Госпожой Пустошей ведь все едины – что мы, что степняки, что островитяне на севере.
– Ну, эти, положим, большой водой всегда отгородиться могут, – пробурчал десятник. – Через воду болячка редкая идет.
Ивон могла бы не согласиться с таким утверждением, ведь стоит одному заболевшему попасть на корабль, как хворь будет гулять и на островах, но она считала ниже своего достоинства спорить с простолюдином. К тому же, нынешняя зараза вряд ли бы преодолела большую воду – судя по ее наблюдениям, от заражения и до появления первых признаков проходит два, максимум три дня, и не больше недели до смерти. Кашель способствовал быстрому распространению хвори, но люди, которые не заразились, говорили о том, что закрывали лица шарфами или краями одежды. Возможно, решение простое и кроется оно именно в этом.
