– У тебя ведь там меч, да?
– Да.
– Понятно… – Лаз усмехнулся. – Это даже забавно: спасти сестру и быть убитым за это собственным дедом.
– Я не твой дед, – старик явно начинал злиться. – А ты не мой внук! Кто ты такой!? Или даже, скорее, что ты такое?
– Ты будешь удовлетворен ответом: «даже если я скажу, ты все равно не поймешь и не поверишь»?
– Нет.
– Ну конечно… хотя это чистая правда, – страха не было. Лазарис знал, что рано или поздно нечто подобное неизбежно. Он даже продержался дольше, чем рассчитывал. – Тогда сделаем по-другому…
С мелодичным звоном короткий кортик вылетел из ножен на поясе старика, разорвав плащ и штанину и повис в воздухе в нескольких метрах от Торуса. Тот лишь с разочарованием посмотрел ему вслед, словно осуждая за бесполезность.
– Меня тоже убьешь? Чтобы не раскрывать своей тайны? Я знал, что человек не может обладать такой магией. Ты дух? Порождение тьмы?
– Я… честно сказать, я уже не знаю, – у Лаза было время подумать о своих действиях. Когда мандраж спал, а разум перестала застилать пелена боли, он осознал то же, что и Торус: такие эмоции, что он испытал, не должны принадлежать живому человеку. – Но я точно знаю другое.
– Говори.
– Ты – мой дед, отец моей матери. Санктус Кратидас Морфей – мой отец, а Лани – сестра. Вы все – моя семья и кем бы… или чем бы я не оказался, это не изменится. И я буду продолжать вас защищать, чего бы мне это не стоило. Если бы от моей смерти моей семье стало бы лучше, я бы сам всадил этот клинок себе в грудь. Но это не так. И произошедшее это показало. Я должен жить, чтобы иметь возможность повторить то, что сделал и мне глубоко плевать, каким именно способом.
Светло-серые глаза встретились с кроваво-красными и в больничной палате повисла мертвая тишина.
У маленьких детей есть одна простая, но занимательная игра. Гляделки. Двое неотрывно смотрят друг на друга и проиграет тот, кто первым моргнет или отведет взгляд. Вот только участвовать в ней могут не только дети. И даже не только люди. Пожалуй, это самая старая игра во вселенной. Лев, смотрящий в глаза газели, саблезубый тигр, уставившийся на мамонта, тираннозавр, встретивший соперника на территорию… до человека в гляделки играли миллионы лет. Когда обезьяны спустились с деревьев и взяли в руки палки, эта игра из состязания силы превратилась в состязание воли. И сейчас в воздухе между семилетним мальчиком и семидесятилетним стариком шла именно такая борьба.
И Торус проиграл.
Он знал, что проиграет. Потому что кем бы ни был тот, кто занимал тело этого ребенка, он не пожалел себя ради спасения его внучки. Потому что в том диком рёве старик услышал не только гнев, но и боль, и тревогу. Потому что Лани проводила у постели брата дни напролет и ей было все равно, кем или чем он был на самом деле. Он знал, что не сможет сделать то, на что должен был решиться еще когда брал с собой клинок. И именно поэтому проиграл.
– Хорошо, – серые глаза уперлись в пол. – Я тебе верю. Но тогда ты должен дать клятву, что пока ты жив, с ними ничего не случится.
Лаз кивнул.
. . .
Талитейм, безо всяких сомнений, был прекраснейшим городом южной половины континента, а то и всего Люпса. Однако, как это часто бывает, там, где царит красота, легко найдется место и для уродства.
Чертоги. Внушающее трепет название. Вот только это был район Талитейма, которого боялись не то, что простые горожане, но даже городские стражники. Дед нынешнего Кагана был тем, кто дал худшему месту в стране такое имя.
«Если мой город – небесное царство, – сказал он тогда, – тогда это – чертоги дьявола».
Несмотря на то, что чертоги были причиной девяти из десяти преступлений в Талитейме, никто не спешил с ними разбираться. И точно не из-за страха, Каган обладал властью стереть неблагополучный район с лица земли за пару суток. Причина была куда прозаичнее: чертоги были самой большой и самой хорошо охраняемой тюрьмой страны. Двадцатиметровые стены, сотни людей, ведущих круглосуточное наблюдение, закрытая система канализации, стальные решетки толщиной в руку на воротах… а главное – невероятный по силе купол подавления магии, раскинутый над всем районом. Выбраться из чертогов, раз туда попав, было невозможно, кем бы ты ни был и как бы силен и известен не был снаружи.
Люди рождались здесь, жили и умирали, почти все – сильно раньше срока. Талитейму и всем, живущим за стенами чертогов, было абсолютно плевать на тех, кто существовал внутри. Здесь правил закон джунглей, беспощадный и жестокий, здесь, в мире без магии, было важно лишь то, как крепко ты держишь меч, булаву, кинжал… здесь появлялись и пропадали в небытии целые преступные кланы, чьи главы часто жили лучше многих аристократов. Здесь жили люди, ни разу за свою жизнь не видевшие целой и чистой одежды и не евшие свежей еды. Чертоги были миром контраста, абсолютного, почти абсурдного в своей строгости. Ты или тебя. Вверх или вниз. Жизнь или смерть. Поистине, страшное место.
И сейчас по одной из улиц чертогов шли две фигуры: низкая и высокая. Прямые спины выдавали в них представителей высокого класса. Первой была маленькая девочка лет четырех-пяти, в аккуратном, избавленном от всех непрактичных украшений платье. Глубокий капюшон закрывал лоб и почти закрывал глаза, но различить, как трясутся ее губы было несложно: девочка явно очень боялась и нервничала.
Мужчина был широкоплеч и мускулист, по сравнению со своей маленькой спутницей выглядя настоящей громадой. Длинные черные волосы спадали на плечи, сливаясь с меховой оторочкой кроваво-красного плаща, под которым легко угадывались очертания латной брони. На руках – стальные перчатки, на поясе – недлинный клинок без лишних украшений, на груди – эмблема вставшего на дыбы дракона. Лицо его было серьезным и почти неподвижным, резкие черты лишены изящества, но по-своему привлекательны, а жесткий блеск в черных глазах, казалось, мог заглянуть в самую душу.
– Папа… зачем мы здесь? Мне страшно! – На выглядывающих из-под капюшона щечках показались неуверенные капельки.
– Не плакать! – голос мужчины был таким же угловатым, как и его лицо. – Все твои занятия ни к чему не приводят. Ты должна уяснить, что слабость – удел слабых! Ты должна быть сильной, а сила означает твердость! Означает уверенность! Означает, в конце концов, что слезы под строгим запретом! Не плакать, я сказал!
– Х… хорошо… – подавив очередной всхлип, малютка потянулась к стальной ладони отца. Однако тот в последнюю секунду отвел руку в сторону. Девочка остановилась как вкопанная.
– Что с тобой? Снова страшно? Дави это в себе! Уничтожай! – Он почти кричал и его голос отдавался эхом на тихой улице. Слишком уж тихой для самого опасного района города.
