– Что ты здесь делаешь, Макс? – Вивиан повернулся на шум и, увидев сына, раздосадовано всплеснул руками. – Ты же должен снаряжать колесницу в Рим! Почему ты здесь?
Вместо ответа Максимиллиан подошёл к жрецу и обнял его. По щекам предательски текли слезы, но он их не стеснялся. Он, наконец, нашёл своего отца, нашёл того, кому, помимо Плиния, был не безразличен.
– Да что же с тобой, сын? – Вивиан понял, что что-то не так, и внимательно посмотрел на сына.
– Пойдём, пожалуйста, со мной, отец, – дрожащим голосом сказал Макс.
Великий понтифик Помпей, понимая, что что-то не так пошёл вслед за сыном из храма.
– Всё изменилось, отец, – сказал Максимиллиан, когда они вышли на улицу. – Кристалл теперь у меня, и я пришёл спасти тебя…
– Да уж, четыреста дней я ждал этого, но теперь почему-то совсем не хочется радоваться, – Вивиан обнял его. – Прости, что тебе пришлось пройти через это…
– Отец, сейчас не время, нам надо бежать!
– Мы можем использовать Кристалл, Макс!
– Нет не можем, нас ждёт колесни… – темпорар прервался на полуслове, потому что лошади, которых он позабыл привязать, конечно же, не стали дожидаться своего сбрендившего хозяина.
– Почему не можем? – Вивиан недоуменно повернул сына к себе.
– Потому что он не работает здесь и сейчас!
– Но у нас есть два часа, чтобы выбраться туда, где он будет работать!
– Уже нет… – хмуро сказал Макс, всматриваясь в стены храма, от которых начал идти белый дым. – Увидимся, отец! Очень скоро, обещаю!
Что ответил Вивиан, Максимиллиан уже не слышал за грохотом камней и шумом лавового потока…
* * *
Римская империя, наверно, была величайшей в Древнем мире. Занимала огромные территории, на которых размещалось колоссальное по тем временам население, положила несчетные километры дорог, большей частью которых до сих пор пользуются европейцы, положила начало другой не менее значимой империи. Но, как оказалось, там ещё был создан и мощнейший артефакт, позволяющий некоторым римлянам быть не такими уж и древними…
– Не может быть! – услышав слова профессора, я вскочил на ноги, намереваясь, в случае чего, дать деру. – Вы шутите, да? Вы тоже темпорар?
– Нет, не шучу. Нет, не темпорар. Вернее, не такой, каких ты привык встречать.
– А с чего мне Вам верить?
– Потому что я не лгу тебе.
– А как же история про Вашу жизнь и уничтожение осколков Кристалла. Ведь вранье же! Вранье! – не могу я поверить, что человек, как минимум, дважды спасавший меня в трудную минуту – заодно с теми, от кого спасал.
– Про осколки – правда. Я уничтожил их все, за исключением одного – самого маленького. Он остался у меня. Предвосхищая твой вопрос, отвечу сразу – в тот раз, когда ты потерял память, он, к сожалению, не смог бы вам помочь добраться в Темпу – слишком слабый. А насчёт истории жизни… Я, по большому счету, и не соврал. Просто опустил некоторые детали. Если бы я сказал тогда всю правду, поверили бы вы мне?
Я задумался. Нет, не поверил бы. Учитывая, что я тогда, вдобавок ко всему, ещё ни черта не помнил и, в принципе, скептически относился к рассказу профессора. А вот Ира… Ира бы точно слушать не стала.
– То-то и оно, – профессор все понял по моему взгляду.
– И откуда же Вы знаете про все это? – пока все логично, но доверия все еще маловато.
– Скажем так, мы с тобой дальние родственники, помнишь? – Геннадий Викторович лукаво посмотрел на меня.
Я просто молча уставился на преподавателя. Ну да, он ведь говорил о родстве с верховным жрецом, из крови которого создан Кристалл. Черт, это все похоже на идиотский сон!
– Максимиллиан до сих пор не смог понять, кто я такой, хотя мы неоднократно встречались с ним на протяжении нашей жизни. Возможно, он забыл меня, а, может быть, и вовсе не знал про моё существование. В общем, он – младший брат моего отца.
«Им что тут, этим римлянам, медом намазано?» – почему-то в голову пришла только эта мысль. Наверно, мозг настолько перегружен, что просто отказывается воспринимать такие новости.
– Денис, ты здесь? – обеспокоенно спросил Геннадий Викторович, глядя прямо мне в глаза.
– Конечно! А где же ещё?
– Ты уже минут пять висишь…
Ничего себе! Вот это перезагрузка. Устал, Дениска, устал…
– Не каждый день встречаешь живого древнего римлянина, – слабо пошутил я. – Но все же, как Вас, на самом деле, зовут?
– Юстиниан. А моего отца звали Климент. Он погиб во время побоища с нуцерианцами. Точнее, был смертельно ранен.
– И он был братом Максимиллиана. И как же ваши пути разошлись?
– То время было неспокойным. Везувий активизировался и собирался выжечь Помпеи дотла. Во время первого извержения погибла бабушка, прямо на моих глазах, хоть я этого и не помню. Нас с мамой вывез из города один местный рабовладелец. Кто бы знал, что он продаст нас в рабство этим римским чиновникам.
Это было тяжёлое время, не хочу тебе о нем рассказывать. Мы с мамой пробыли в неволе больше четырнадцати лет, когда всё-таки смогли организовать побег. Выбраться, к сожалению, удалось только мне, ее схватили легионеры.
После пары недель на воле я подготовил новый план побега и попытался вызволить мать. Но чуть не попался сам – тот еще юный мститель. А во время второй попытки я узнал, что она умерла от тифа.
Несколько недель я думал, что жизнь кончена. Время было не простым – приходилось побираться, прятаться от легионеров и пытаться вновь не попасться рабовладельцам.
Но я не оставлял попыток добраться до Помпей. Мой дед к тому времени, как мне стало известно, был верховным жрецом, и я точно знал, что он мне поможет. Но когда я, наконец, нашёл возможность попасть в свой город, случилось то самое извержение, про которое сейчас не знают разве что в детском саду. Как я выяснил через много лет – дед погиб, а Максимиллиана спас старый друг семьи и приютил его у себя. Тогда же я встретил семью беженцев, направлявшихся к побережью Средиземного моря, которые сказали, что верховный жрец остался в городе и не покинул его.
Они приютили меня, дали кров, а я, с мыслью о том, что потерял свою семью, начал новую жизнь.
Прошло около двенадцати лет, когда до меня дошли слухи об успешном римлянине, удачливом во всем, добившийся многого за короткое время. И все твердили, что этот приёмный сын Плиния – друга моего отца – есть сын верховного жреца Помпей.
Такого потрясения я не испытывал давно. Мой дядя был жив! Я мигом собрался и отправился в Рим. Всю дорогу меня грызла совесть за то, что я не предпринимал никаких попыток в поисках кого-нибудь из родственников. Расклеился, жалел себя, а нужно было действовать!
По прошествии четырех дней почти непрерывного пути я въехал в ворота Рима. При первом же упоминании о Максимилиане и виде нескольких золотых, стражники отправили меня на западную окраину города, где, как они сказали, жил самый успешный малый этого города.
