После двадцатичетырехчасового перелета в Хьюстон на бизнес-джете НАСА Gulfstream, оборудованном специально модифицированными кроватями для ослабленных астронавтов, я прямиком отправился в спортзал, чтобы начать программу реабилитации.
Там Брюс Нишвиц, мой ASCR (аббревиатура NASA от слова «специалист по силе и кондиционированию»), выполнял со мной все задачи, которые я описал в главе 11. Благодаря Брюсу через неделю после приземления я почти вернул себе прежнюю физическую форму и уже мог тренироваться в полную силу. Я посещал в спортзал и проходил курс реабилитации каждый день, даже по выходным. Я совершенно убежден, что ежедневные тренировки в космосе, а затем ежедневные реабилитационные занятия на Земле – это ключ к минимизации дегенерации костей и мышц. Находясь на МКС, я пропустил только четыре тренировочных дня – три из них были посвящены выходам в открытый космос, а еще один день мы провели в российском сегменте, когда была угроза утечки аммиака, и мы думали, что станция погибает.
Помимо наблюдения за нашим физическим состоянием НАСА также производило тесты нашей способности сохранять равновесие. Перед запуском я прошел несколько нейро-вестибулярных исследований, стоя в двигающемся коробе (представьте себе павильон смеха на Хэллоуин), привязанный ремнем безопасности, чтобы предотвратить падение. Мое зрение ухудшилось, поэтому я мог видеть только движущуюся стену передо мной. Исследователи резко дергали коробку и измеряли силу, с которой дергалась нога, когда я пытался остаться в положении стоя и не упасть. Это очень раздражало, как будто кто-то пытается выдернуть из-под ног коврик, на котором вы стоите. Если нога беспорядочно нажимала спереди, сзади и сбоку, быстро меняя распределение сил, это означало, что ваше чувство равновесия было плохим. Если после смещения коробки вы делали быстрое движение ногой и также быстро стабилизировали ваше положение, это означало, что внутреннее ухо, мозг и все его «программное обеспечение» для балансировки работали нормально. После каждой тренировки мне выставляли числовой балл, оценивая мой баланс.
Оказалось, что в целом у меня было неплохое чувство равновесия. Но что меня совершенно шокировало, так это то, что я сделал этот тест через неделю после приземления. Я набрал за него больше баллов, чем раньше – до запуска, почти семь месяцев назад! Ученые никогда раньше такого не видели, и я был шокирован, но такими были данные. Мое тело очень быстро приспособилось к Земле. Первый день выдался очень тяжелым, следующие – уже в меньшей степени, последующие – еще меньше, а через неделю после возвращения домой из 200-дневного космического полета оценка моего баланса была даже лучше, чем до этого. Можно было сказать, что я наделен телом, созданным для полета в космос и обратно.
Помимо физического аспекта существует психологический, связанный с покиданием Земли и возвращением обратно. Это меня обеспокоило. Буду ли я скучать по времени, которое провел в космосе? Буду ли я чувствовать себя «не на своем месте» дома, в предсказуемой вселенной встреч, детских игр, транспортного движения и счетов? Буду ли я страдать от депрессии, как другие астронавты? Я смотрел на полет в космос как на победу в Суперкубке Мировой серии или на награду киноакадемии. Это потрясающее событие, которое может произойти один раз в жизни, ну, в крайнем случае несколько раз, если вам действительно повезет; а потом, когда все закончится, что вы будете делать? Ответ на беспокоивший меня вопрос пришел на второй день моего пребывания на земле. Я приземлился в Казахстане, совершил 24-часовой обратный путь в Хьюстон, прошел курс реабилитационных тренировок и, наконец, был свободен. Мой сын, которому только что исполнилось шестнадцать лет, получивший водительские права, пока я был в космосе, сказал: «Папа, давай поедем в магазин по продаже автомобилей». Я сел с ним в машину (он был за рулем), и мы отправились к местному дилеру Ford. Я отчетливо помню первый красный свет, на котором мы остановились, когда я подумал: «Ну, я вернулся на Землю. Это похоже на переключатель в моем мозгу, который переместил меня из положения "в космосе" в положение "на Земле", и это было хорошо! На Земле хорошо на все 100 %, и я совсем не скучаю по космосу. Я только что вернулся на планету, и это здорово».
С того момента я не оглядывался назад. Полеты в космос были потрясающими, это было невероятным благословением. А теперь я вернулся на Землю, и это отлично. У нас прекрасная планета, и на ней живут замечательные люди. У нас много проблем, но это наша планета. Теперь, когда я дома, я хочу жить своей жизнью, смотреть в будущее, а не быть застрявшим в славных днях прошлого, и, к счастью, именно таким было мое психическое состояние с тех пор, как я вернулся на Землю.
47. Трагедия
Я присутствовал при катастрофе «Колумбии»
Мне было трудно писать эту главу. Другие главы плавно перетекли в ноутбук, и мне даже не пришлось обдумывать их: слова просто перешли из моей головы в компьютер. Но эта глава станет одной из последних в этой книге именно потому, что я меньше всего хотел ее писать. Она о том, что больнее всего, но тем не менее она о событиях, которые являются частью истории полетов человека в космос. Путешествия обходятся дорого, и иногда искатели приключений не возвращаются домой. В этой главе я расскажу о том, как своими глазами наблюдал за трагедией в космосе.
Мы находились рядом с местом посадки шаттлов (SLF) в Космическом центре им. Кеннеди, где должна была приземлиться «Колумбия» на взлетно-посадочной полосе 33 утром 1 февраля 2003 года. Во Флориде был ясный солнечный зимний день, но все чувствовали себя обессиленными. Подготовка этой миссии шла несколько лет, смещаясь время от времени по мере того, как программа «Спейс шаттл» испытывала одну техническую проблему за другой. Поскольку миссия «STS-107» была исключительно научной, ее приоритет был ниже, чем у других политически значимых полетов, предпринимаемых для сборки МКС. Это должен был быть последний полет шаттла, не связанный с МКС или обслуживанием космического телескопа «Хаббл». Экипаж «STS-107» состоял из шести американских астронавтов и одного израильтянина. Они проделали замечательную работу, выполнив научные эксперименты во время полета. Сегодня был семнадцатый день после запуска, который состоялся в 16 января, и все с нетерпением ждали их возвращения домой. Семьи были измучены после стольких стрессов, волнений и бессонных ночей; команда управления полетом НАСА уже была готова отправить всех сотрудников по домам после нескольких недель непрерывной работы в центре управления полетами. И я был уверен, что экипаж тоже уже был готов к возвращению.
Мы стояли, ожидая, под февральским утренним солнцем. Нас было около пятидесяти человек – члены семей, астронавты, технический персонал НАСА. Мы были защищены от любопытных взглядов прессы. НАСА извлекло урок после аварии «Челленджера» в 1986 году, когда шаттл взорвался вскоре после вертикального старта, когда членов семей, рядом с которыми стояла пресса, фотографировали в этот ужасный момент.
В настоящее время существует подробный план действий на случай непредвиденных обстоятельств, предусматривающий специальные меры по обеспечению безопасности семей. Они должны быть изолированы во время запуска и посадки; указаны конкретные действия, которые следует предпринять в случае катастрофы. Как официальный член семейного эскорта я знал, что буду неотъемлемой частью любого плана. Во время работы в НАСА я ознакомился с бесчисленным множеством контрольных списков и процедур и теперь знал, как эвакуировать людей из здания в случае торнадо; что делать, если на Хьюстон обрушится ураган, и т. д. И к этому плану действий на случай непредвиденных обстоятельств я отнесся серьезно.
