В этот раз пауза затянулась куда осязаемей, ощущаясь намного невыносимей изначально пройденных минут и лишь слегка приоткрытой завесы над давно похороненными тайнами. Теперь, с каждой фразой Глеба и гулким ударом собственного сердца терпеть все это становилось слишком невыносимо и буквально через нехочу. Особенно оплетающее тугими нитями невидимой паутины эмоциональное напряжение, проникающее под кожу и в нервы острым воспалением вместе со звучным голосом мужчины. И как бы сильно я не хотела об этом не думать и уж тем более не верить чересчур очевидным догадкам, финальной развязки всему этому безумию мне все равно не избежать.
Не помогали даже попытки отвлечься на визуальные картинки за окном или хотя бы как-то частично переключить на них свое взбудораженное внимание. Кажется, за последние полчаса (а может и больше) я успела пройти все стадии мнимого заболевания тяжелой формой гриппа — от ломающей кости подкожной лихорадки, до дичайшего желания сдохнуть. Это был воистину нереальный кошмар, от четкого понимания, куда на самом деле клонил Глеб и какую цель преследовал. И нет. Он и не думал меня запугивать. На деле, ему было плевать на все то, что я сейчас испытывала. Он уже давным-давно все для меня решил. А вот на счет всего остального… Все эти его затянутые истории-откровения — это как… вынужденная доза горького лекарства для него самого. Ядовитый эликсир собственного изготовления, который необходимо принять до самой последней капли. Попытаться уже который раз за всю его немалую жизнь отравить в себе то, что никак не желало умирать даже при наличии мертвых свидетелей с давно умершим прошлым.
— Но что самое омерзительное во всей этой истории, это когда тебе приходится узнавать о предательстве далеко не одного или двух близких тебе людей, причем где-то через семь лет после свершившегося. — когда Глеб снова заговорил, таки решив продолжить свою мозгодробительную историю заново окрепшим голосом, я чуть было не дернулась всем телом и не вжалась затылком в спинку кресла. Хотя хотелось очень-очень сильно, как и зажмуриться, так и… дать волю душившим меня слезам. — Бл*дь, семь лет… Практически уже знать, но тупо игнорировать все имеющиеся предпосылки-улики. Наверное, мне просто не хватало задокументированного нужным специалистом доказательства. Ага, с подписью и штампом, который я впоследствии и получил в специализированной швейцарской клинике, где в тихую пытался выяснить, почему Рита не может забеременеть от меня во второй раз. Там-то мне наконец-то и открыли глаза и на всю мою несостоятельность, как неполноценного, в плане пожизненного пустострела, и мужика, и рогатого супруга.
Я все-таки не удержалась и отвернулась к окну, таким вот примитивным образом попытавшись спрятать побежавшие по щекам слезы. Ведь как бы спокойно Стрельников-старший сейчас не рассказывал о давно пережитых кошмарах собственного становления, я не могла не чувствовать в его голосе триумфального ликования изголодавшейся по свежей крови Тьмы.
ГЛАВА девятнадцатая
Казалось, этому откровенно убийственному ужасу не было ни конца, ни края. Как будто Глеб не просто вскрыл очень старый и давно им забытый нарыв, а выпустил на волю нечто пострашнее застоявшегося гноя. И теперь заставлял впитывать все эти ядовитые испражнения с удушающими парами, в виде принудительной пытки ко всем уже сделанным им ранее наказаниям. Видимо, иначе он и не мог. Ведь я пока единственная, кто избежал заслуженного мною по праву священного возмездия. И теперь-то он точно не отступит, пока не закончит начатую им еще несколько недель назад назидательную игру. А вот была ли это уже заключительная партия с последним ходом перед неизбежной с его стороны победой? — этого я как раз и не знала.
Поэтому и не пыталась что-то делать или что-то говорить. Ухудшать собственное положение, понимая, что любое брошенное мною с горяча слово может стоить еще нескольких ни в чем невиновных жизней, сколько стоило в свое время другим жертвам Глеба Стрельникова.
О, нет, он вдруг резко съехал с изначальной темы, решив вернуться в более ранние воспоминания. Пройтись по своим отцовским чувствам к Киру, переполнявших его после рождения столь долгожданного наследника и о том, в каком раю он успел прожить все первые годы своего абсолютного неведенья. Сколько готов был дать своей жене за подаренную ею возможность прожить полноценную семейную жизнь-идиллию. И буквально носить на руках, и выполнять любые капризы-прихоти, и… по ходу мечтать подарить ей еще и дочку — маленькую копию так когда-то безумно им любимой Стрекозы. Сколько планов, на сына, на его будущую сестренку — Стрекозу-младшую…
И сколько впоследствии пережитого разочарования… Моря. Океана. Бездны разочарования. И, само собой, боли. Ведь об измене невестки и братца-тихушника знала даже их собственная мать. А сколько знало еще?..
— Приехали. Можешь выходить.
Когда именно меня выдернули в окружающую нас реальность тем же, будто никогда не умолкающим в моем воспаленном сознании голосом, честно говоря, я так и не поняла. Меня предупреждали о полуторачасовой поездке, но по ощущениям, мы точно ехали целую вечность и в какой-то из подобных моментов проскочили границу между параллельными мирами раза два или три минимум.
Я только сейчас поняла, что мы уже давно не в городе, а сменившиеся за окном машины индустриальные пейзажи пригородными степями, частными застройками и парковыми ландшафтами — вовсе не игра моего помутневшего воображения. И как-то уже поздно сетовать на свою вопиющую глупость с невнимательностью, буквально просрав все и вся за такой огромный отрезок времени. Мне даже не хватило ума элементарно на глаз запомнить хотя бы приблизительную дорогу, а также, в каком направлении и сколько километров мы успели проехать. Зато сейчас, да, гадаю вилами по воде и по местным ориентирам совершенно ничем мне незнакомым.
Первый раз я попыталась это сделать, когда Глеб остановил машину перед одним из многих загороженных объектов частного "поселка" и вышел на несколько минут, чтобы открыть стальные ворота пугающе огромных размеров. Не знаю, зачем ему понадобилось покидать машину, если они открывались дистанционно с пульта управления. Но, видимо, кроме автомобильной сигнализации, там были еще какие-то дополнительные заморочки, если судить по табличке, вмонтированной под видеокамеру в опорный столб и указывающей на то, что данный объект находится под охраной местной службы безопасности (а может и нанятой внутри). И, как я сама успела определить на глаз, мы находились в какой-то загородной зоне с частными приусадебными участками весьма впечатляющих размеров. То, что это были далеко не дачные сады-огороды, стало понятно еще при въезде в автоматически открывающиеся ворота, охраняемые дежурным "сторожем" на КПП на границе безымянного элитного "поселка". А теперь я рассматривала еще один трехметровый заборчик из абсолютно глухих железобетонных блоков, за которым просматривался то ли второй, то ли третий этаж внушительного домика нестандартного для сельских зданий типа со скатными черепичными крышами над несколькими массивными мансардами.
После первых, полученных мной визуальных впечатлений, включая тот же внешний вид забора и откатных ворот на автоматическом приводе, я почти сразу же определила степень запущенности данного места, то ли еще недостроенного, то ли давно заброшенного. А как только мы въехали на парадную аллею, заросшую борщевиком и прочими дикими кустарниками с пожухлой полуметровой травой, предположить хотя бы на вскидку сколько же лет этому месту так и вовсе стало невозможным. Может всего десять, а может и все пятьдесят. Кажется, я так и не смогла увидеть ни одного дерева или стены, с которых бы не свисали многослойные гирлянды из лиан с побуревшими листьями дикого винограда и плюща. И кто знает, как бы я восприняла эту невероятную картину из частички дикой природы и заброшенного трехэтажного особняка, если бы мы приехали сюда в другое время и по другим причинам. Не исключено, что даже бы восхитилась, разглядывая с открытым ртом представшую глазам невероятную композицию из мертвого камня и полуспящих растений, расписанных огненной палитрой осенних красок. Эдакое торжество Ее Величества Природы над немощной человеческой цивилизацией.
