— Тебе лучше вернуться домой и тоже принять что-нибудь из очень хорошего успокоительного.
В какой-то момент ему показалось, что Рита сейчас опять его ударит. Интересно, остановил бы он ее в этот раз, если бы она не взяла себя вовремя в руки?
— А с чего тебе вдруг беспокоиться о моих нервах? Ты только что чуть было не довел нашего ребенка до гробовой доски и…
— Я тебя уже просил не одну тысячу раз — не называть Кирилла НАШИМ СЫНОМ И РЕБЕНОМ, — и он тоже впервые за весь день так и не удержался, повысив голос и чуть было не сорвавшись до крика.
— Я называю вещи и людей своими именами, нравится это тебе или нет, — Рита в свою очередь не побоялась усилить диапазон собственного голоса еще на несколько децибел, чтобы перекрыть им прессующий баритон мужа. — И Кир всегда был твоим сыном. ВСЕГДА. Тебе даже сама природа тыкала этим в лицо вашим внешним сходством. Но тебе, видите ли, этого мало, нужно чтобы в нем все было только от тебя, включая один разнесчастный сперматозоид, который мог бы оплодотворить одну несчастную яйцеклетку. Ведь это бы все тогда изменило…
— Конечно, какая несущественная мелочь, подменить бесплодного братика на более плодовитого и всего-то разочек или два переспать со вторым. Это же на благо будущего семьи Стрельниковых, подставить свою дырку под член другого.
— МЫ НЕ СПАЛИ с Валерием. Никогда и ни разу. Даже если он об этом и мечтал, то НИКОГДА, ни при каких обстоятельствах этого не показывал.
— Да неужели? Так вы обменялись жидкостями воздушно-капельным путем? — у Глеба даже лицо разгладилось от столь неожиданного поворота в истории, которую давно было пора закопать на веки вечные, как горстку прогнившего до основания праха. Свой коронный смешок-выдох он тоже не смог сдержать, едва не хохотнув в голос. — Или еще лучше. Вам подсобил святой дух в виде небесного голубя…
— Естественно, что может быть нелепей непорочного зачатия, особенно в наши дни, когда искусственное оплодотворение сейчас может сделать любая желающая, были бы для этого деньги или, на крайний случай, сердобольный донор вроде твоего брата "близнеца"? И все это на фоне того факта, что именно твоя мать подсказала, а потом и помогла все это дело провернуть, да-да, дорогой, у тебя за спиной. Это же так сложно, ввести порцию свежей спермы в стерильном кресле у гинеколога согласившейся на данную процедуру особе. Сложнее, наверное, сделать это самой в домашних условиях без чужой помощи. А так, да. Задачка по ядерной физике наивысшего уровня. По-другому ведь зачать никак. Только если лечь с кем-то в постель и хорошенько с ним потрахаться, и желательно в нескольких позах и несколько раз. Что ты, в первую очередь, и не преминул нарисовать в своем очень богатом на такие фантазии воображении. Так ведь проще и быстрее, обвинить кого-то в предательстве, в измене, еще в каких-нибудь смертных грехах, чем разобраться напрямую, как же было на самом деле. Лучше выпотрошить одного из "любовников" и тем самым наказать ВСЮ семью…
— Ты… ты все это просто придумала… с ходу. А может и намного раньше… Так сказать, держала про запас для подходящего случая… — разумеется он не поверил, пусть при этом его и обдало подкожным кипятком вскипевшего в крови адреналина, ударив ослепляющим рикошетом в голову с мощной отдачей по сердцу. И по дрогнувшему голосу тоже. Но, скорее, не предсказуемым в такие моменты страхом, а защитной яростью. Он даже не заметил, как интуитивно сжал ладони в кулаки, зато прекрасно ощутил, как его потянуло сомкнуть их на горле раздухарившейся не на шутку Риты Стрельниковой.
— Как будто я ждала от тебя другой реакции, что тогда, что сейчас. Я уже говорила. В банальную правду всегда сложней поверить, проще жить с успокаивающей душу ложью собственного производства. Так намного легче, да и совесть не трепыхается под семью замками.
— Убирайся… Вон с моих глаз…
— Конечно, милый. Я обязательно уйду… С такими демонами надо бороться только в полном одиночестве, без свидетелей. Хотя, бьюсь об заклад, ты и сам допускал в свою голову подобные мысли и не раз. Уверена, ты хотел найти правильную лазейку, но так и не сумел. Гордыня не позволила…
— Просто уйди… пока этот пол не украсил контур еще одного трупа…
Нет, он не шутил и был сейчас настроен на многое, потому что… Невозможно в такой день принять подобный удар и не натворить новых глупостей.
…Да, Глеб… признайся уже наконец. Ты облажался. Облажался настолько, что и сам не способен в это поверить. Но ты, конечно, найдешь и выход, и оправдание всем своим вопиющим поступкам… Потому что ты такой и есть в своей истинной сути. Ты ведь давно выбрал эту сторону и никогда с нее не уходил. А Тьма она всегда очень милостива к своим избранникам, она обязательно тебя успокоит, приласкает и залечит все раны, как старые, так и новые…
ГЛАВА двадцать третья
Комната была очень красивой. Не такой, конечно, как в гостиничном номере премиум-класса, но для элитного уровня вполне себе даже сойдет. Кто бы мог поверить, что даже в психушках есть отдельные от общего стационара зоны с вип-палатами. С приятными глазу почти домашними обоями, занавесочками золотисто-бежевых оттенков, очень удобной мягкой мебелью, расставленной практически по всему периметру помещения (во всяком случае, по всем углам уж точно, включая шикарную софу возле окна). За последние две недели я успел изучить, наверное, каждую линию, черточку и даже оставленные кем-то до меня легкие повреждения на поверхности обивки практически на всех окружающих вещах, с которыми я так или иначе подолгу контактировал. Под действием убойных доз успокоительного, заниматься здесь чем-то другим все равно не приходилось. Откровенно говоря, банально не получалось. Только тупо разглядывать стены, потолок, мебель… Или как сейчас… Смотреть в окно, в шелестящий бледно-желтой листвой больничный сад-сквер и… Все. Больше ничего. Ну, может прогуливаться под бдительным надзором санитара по этому самому саду раз или два в день, если погода позволит. Ах, да. Еще принимать кучу лекарств, уколов, проходить кучу тестов в кабинете у лечащего врача и смотреть по ночам яркие красочные сны ни о чем, очень надеясь не увидеть в них тебя…
Тебя видеть мне нельзя и вспоминать тем более, для этого лекарства и предназначены. Они помогают не думать. Блокируют воспоминания. Что-то делают с моими мозгами из-за чего я могу подолгу смотреть только в одну точку… Как сейчас. В окно. В никуда. В бесконечный портал безучастной пустоты. Как бесцельное блуждание по запутанным коридорам бесформенного лабиринта. Куда не пойдешь и куда не свернешь, по сути, там же и застрянешь. Потому что просто идешь, чисто по инерции. И не потому, что надо, а просто… Лишь бы двигаться. Если и не физически, то хотя бы умственно. Как по течению. Нарезая круги вокруг центрального колодца. Колодец — это что-то вроде кроличьей норы. Одновременно и выход, и конец всему. Где-то там, очень-очень глубоко, куда закрыт доступ всем живым и куда не доберешься даже при всем своем безумном желании-стремлении, там есть Ты… Но мне туда нельзя… Пока нельзя…
Сейчас они пытаются отвести меня от края "колодца" как можно подальше. Ищут методы, чтобы загородить все ведущие туда пути. Чтобы не подпустить меня к тебе хотя бы еще на шаг. Наивные. Они думают, что все контролируют. Контролируют и мое тело, и мой рассудок, и даже сознание. С одной стороны — это, в какой-то степени, и хорошо. Особенно хорошо им подыгрывать и давать им то, чего они больше всего ждут от меня. Отвлекаешь их внимание, тем более, когда это совершенно несложно. Ведь время — это то богатство, которым я теперь владею в безмерном количестве. То, что у меня имеется сейчас в неограниченном достатке и чего нету у других. Да. Время на моей стороне. Как бы не смешно это звучало. И кто бы что ни думал обо мне, я знаю, что мне делать. И я это сделаю… Обязательно сделаю…
