— Извини, дорогуша, но ни в этой жизни и вообще никогда, — Ксения натянуто хохотнула, когда при первом же повороте на центральную магистраль ее попытался тормознуть автостопом какой-то гастарбайтер ярко выраженной кавказкой национальности. — Офигеть. Совсем страх потеряли. Ты бы еще президентскому кортежу так посигналил. Нет, а что? Вдруг бы и вправду подбросили?
Странный щелчок она услышала, когда остановилась у первого светофора и уже где-то рядом с ближайшим сквером снова обратила внимание на странный запах. Едва уловимый, но совершенно не свойственный для салона ее авто, который не сумел заглушить даже ароматизатор воздуха. Легкий, едкий, напомнивший примитивные опыты по химии с лакмусовыми бумажками и солями аммония. Но тогда аммиаком воняло будь-будь, а сейчас…
Мысль притормозить и проверить, что за хрень происходит в ее машине пришла в голову одновременно с мощным помповым толчком-ударом. Почувствовала ли она при этом боль? Сколько длилась эта ослепляющая вспышка, разрывающая тесное пространство и все, что там находилось?.. Или контузия с болевым шоком достигли нейронов мозга куда раньше, чем парализация страхом с четким осознанием только что случившегося? Она успела потерять сознание или прочувствовала все, что с ней произошло за эти ничтожные доли секунды?..
ГЛАВА двенадцатая
Сердце самопроизвольно екнуло, а по всему телу под кожей будто вскипевшей волной-приливом за считанные мгновения "растекся" адреналин. Хотя мозг очень быстро обработал только что полученную звуковую информацию, ворвавшуюся в отвлеченное сознание шумовым хлопком откуда-то извне. Разве что стекла на окнах не задребезжали, так и не сумев полностью заглушить последовавший вой сразу нескольких автосигнализаций.
— Это что было?.. Взрыв или выстрел? — голос матери в телефонной трубке какого-либо беспокойства по данному поводу не выдал. Обычная констатация факта. В нашем родном городке такие явления не редкость.
Правда… я все равно слегка подвисла, поскольку меня все-таки заставили вынырнуть в окружающую реальность и к максимально работающему слуху подключить еще и визуальное восприятие.
— Похоже, что у кого-то лопнуло колесо. И нехило так лопнуло. — действительно нехило. Чтобы добраться до шестнадцатого этажа и проникнуть через звуковую изоляцию бетонных стен и почти не бьющегося стекла, сам взрыв реально должен быть впечатляющей мощности. Может поэтому мое сердце так на него и отреагировало, устроив на ближайшую минуту-полторы буйную чечетку с последующим откатом из нехороших ощущений?
Какое-то не особо приятное начало дня, если не считать звонок на сотовый матери практически сразу после пробуждения. Перед этим, я как-то незаметно (даже для себя) выпала из реальности на целых два дня, безвылазно проторчав все это время на квартире Кире и потихоньку превращаясь в полудикое существо непонятного вида и происхождения. Но едва ли последнее было связано с добровольной изоляцией от внешнего мира, как и вынужденного существования один на один со своими параноидальными страхами. Чувством убийственной депрессии меня начало прессовать как раз от невозможности общения хоть с кем-то напрямую, еще и с такими продолжительными перерывами между телефонными или видео-звонками по интернету. Жить в многомиллионной столице, боясь при этом сунуться на улицу и одновременно ощущая себя Робинзоном Крузо на абсолютно безлюдном острове? — это то еще, скажу я вам, убойное испытание на грани когнитивного диссонанса.
Если только к концу первого дня меня начало ломать от окружающей пустоты и от прессующего ощущения брошенной на произвол судьбы бедной родственницы, что уже говорить о пережитых мною вторых сутках данного заточения? Постоянное ожидание чего-то плохого, обостренное до максимума предчувствие неизбежной трагедии или даже целого ряда трагедий. Целых два дня подряд и практически без передышки и хоть какого-то самого минимального послабления всем моим расшатанным нервам. По крайней мере, теперь мне известно, как и от чего сходят с ума, и что для этого нужно не так уж и много.
Каждую гребаную минуту меня то и дело порывало позвонить то родителям, то Киру, то кому-то из девчонок-сокурсниц в институт или в общежитие. Ладно, один-два раза за день — это еще в порядке вещей, но не сразу же после того, как заканчивался разговор, и вы уже вроде как попрощались до следующей связи. Только в этом-то и проблема. Еще десять секунд назад ты с кем-то говорила, знала, что у него все в порядке, а как дала отбой и отложила трубку, то все… Временно притихшая паника тут же врывалась в твой рассудок сумасшедшим торнадо, разрушая на своем пути все и вся. Причем на протяжении всего дня, включая последующую ночь, часть из которой уходила на мучительные попытки заснуть, а другая сопровождалась бредовым полузабытьем и не менее эмоциональными кошмарами.
Но самое убийственное, что, просыпаясь, блуждая по квартире, отвлекаясь на интернет или на что-то подобное в том же духе (книги, журналы, компьютерные игры, информацию по учебным предметам для института), чувство одиночества именно зашкаливало. Резало и царапало изнутри, усиливая ощущение полной беспомощности во стократ. Рядом не было никого, кто бы просто своим присутствием заполнил твою внутреннюю пустоту, приглушив нескончаемый тремор от параноидальных страхов хотя бы процентов на семьдесят. Тем более, когда едва не до истерики тянуло спрятаться в объятиях Кира. Чтобы его близость, осязание его живого тела и физических прикосновений перекрыли собой весь ужас реальности. Скрыли от нависшей над нами угрозы ни с чем не сравнимыми ощущениями — пусть и не стопроцентной, но при любом раскладе исцеляющей уверенностью, что все хорошо. У нас обязательно будет все хорошо.
— Так это на улице? — одно радовало, что мама у нас из другого поколения и на многие вещи реагировала по-простому, либо как туземец на удивительные побрякушки из чуждой цивилизации. — У нас тут, кстати, тоже вчера в соседнем дворе у кого-то в квартире рванула газовая колонка. Даже в нашей квартире чуть стекла не повылетали. Что ни день, обязательно что-то где-то взорвется, сгорит или кого-то в аварии в лепешку расшибет. И это в небольшом провинциальном городишке. Страшно представить, что твориться в огромных городах.
Действительно, практически уже обыденные вещи, к которым мы должны были привыкнуть, как к нечто само собой разумеющемуся, и что не может в принципе и по каким-то мистическим причинам коснуться нашей жизни.
Если бы мама знала и видела, что со мной происходило в тот момент, когда она рассказывала в привычной для себя манере жуткие для других вещи… Хотя, конечно, лучше ей о таком не знать.
— Можешь помножить все тобою перечисленное на несколько раз и все равно промахнешься. — о таких вещах, естественно, не шутят, но мне выбирать сейчас было не из чего. Нервы и без того натянуты до критического предела. — Главное, чтобы у вас было все относительно в порядке. Или, на крайний случай, без убийственных потрясений.
— Честно говоря, я уже сама успела подзабыть, что это такое — жить без нервных потрясений. Думала, уже и не вспомню, или буду только мечтать об этом всю оставшуюся жизнь. — само собой, матери приспичило подлить в мое бушующее уже который день подряд эмоциональное кострище свой галлон масла. И опять пришлось благодарить всевидящие небеса за то, что она не видела меня в эти минуты. — Хотя, до сих пор все еще не по себе. Пусть Роман Викторович и говорит, чтобы мы ни о чем больше не переживали и поскорее обо всем забыли, как о страшном сне, но… все равно… Такие деньги каждый день на голову кому бы то ни было запросто так не падают, какими бы благими намерениями не прикрывались их дарители. Я бы и рада обо всем забыть, но… До сих пор не могу понять, почему благотворительный фонд крупнейшей в стране строительной компании вдруг начал помогать неизвестным никому семьям, живущим у черта на куличках? Да и как ты вообще связалась с этой компанией? Это же частная организация. Какое им дело до учащихся ВУЗ-ов столицы, которые вроде бы и так неплохо спонсируются за счет студентов-контрактников?