Прошло не меньше минуты, прежде чем до него дошло, что именно его заставило схватиться за этот журнал, верней, почему он так завис на этой гребаной фотографии. Он продолжал пялиться, словно все еще силился сообразить для чего и какого хрена взял его... хотя тело уже давно ответило, память зафиксировала... сердце и рванувший напалм закоротивших эмоций сорвали к чертям собачьим все блокираторы со стоп-кранами. Она его уже заполняла, быстро, методично, в один щелчок выбитой искры, накрыв, залив, затопив всего одной, но самой мощной смертельной волной. Он все еще пытался сопротивляться... все еще... наивно, беспомощно, едва-едва удерживаясь на подрезанных ахиллесовых сухожилиях. "Карл Боднер и Алисия Людвидж – одна из самых красивых пар, встречавшая приглашенных гостей на открытии самой ожидаемой фотовыставки этого года в парижской картинной галерее "Маршан". Похоже, что наш добрый старина Святой Валентин отныне является официальным покровителем восходящей звезды современной художественной фотографии, талантливой и очаровательной..."
Алисии Людвидж? Что это за на хрен еще за Алисия Людвидж?! Это же была она... бл**ь! Твою мать!!! Он смотрел на Эллис... на свою девочку!..
Боже милостивый!..
Качнулся не только пол под ногами с окружающим пространством, он чуть было не потерял сознание! Силу такого удара он уже однажды выдерживал, но... он никогда не думал, что переживет его снова... по-новому... в таком состоянии и в подобной ситуации... и что он не будет готов к этому абсолютно никак, без каких-либо на то сил!..
Господи... что он делает? Зачем? Для чего?! Это не она! Ты же видел... Это какая-то Алисия Людвидж...
Но пальцы уже рвали листы глянцевой бумаги, отыскивая указанный на титуле номер страницы с разворотом всей статьи о фотовыставке талантливейшей фотохудожницы нового поколения...
Время, пространство... мысли, образы, память... прошлое... настоящее... будущее... Где-то в какой-то точке преломления-пересечения всех известных и неизвестных измерений, включая невидимые параллели глубоких порталов макрокосмоса, с твоим разумом произошло во истину нечто невообразимое. Разорвать его за считанные мгновения на протоны-нейтроны и снова собрать в одно целое, но не в прежнее... во что-то совсем иное... не твое... абсолютно чужое и инородное...
Алисия Людвидж? Как он сразу не понял, что она попросту сменила имя (при чем не особо-то и шифруясь)... Fuck...
"Где тут туалет?" – он так и не понял, что этот вопрос слетел с его губ и уж конечно не увидел, не услышал и не запомнил, кто ему ответил и в какую сторону указал, расписывая в подробностях весь маршрут... Он просто идет в том направлении... куда-то идет, по какому-то белому коридору с десятком дверных панелей и ниш, пока глаз не замечает знакомые буквы... пока не толкает одну из створок трясущейся рукой, ускоряя шаг до трех быстрых прыжков, хватаясь за холодный край хромированной мойки обеими ладонями, нагибаясь, складываясь над полкой с раковиной пополам... почти что падая на подкосившихся ногах...
Он даже не соображает, что его рвет, выворачивает... Ему просто и очень сильно хочется, чтобы оно наконец-то вышло из него, через этот режущий внутренний спазм скрутившегося желудка и диафрагмы... через эту ненормальную гребаную физическую боль... Она на самом деле разрывает его изнутри, словно старается вытянуть наружу не только желудок, но и легкие.
Бл**ь! Да! Он и вправду хотел этого! Хотел, чтобы оно его разворотило, разнесло, прикончило на месте, оборвало эту высасывающую боль раз и навсегда. Он же не сможет, вашу мать... у него не хватит сил даже закричать!.. У него больше вообще нет никаких сил... ни гранулы!..
Как он еще не сполз и не упал на пол? Наверное, очень крепко вцепился в раковину (так крепко, что теперь по любому останутся ссадины и синяки). Но он уже не ощущал ее. Она была уже ничем – гудящим отзвуком высоковольтного циклического разряда, выжигающего все оголенные "провода" нервов и чувств осязания, плавящей ртутью живой кислоты в коронарных артериях и легких... Да, она его сжирала, разъедала изнутри, из самих костей, но он уже не чувствовал ее. Она почти что прикончила его, выела до основания. То, что от него осталось не могло быть живым человеком... не могло быть Дэниэлом Мэндэллом-младшим!..
Разве это он? Кто это? Кто смотрел на него из зеркала напротив. Кто это был такой? Заросший, осунувшийся, небритый алкоголик с отекшим лицом и безобразными черными кругами вокруг глаз. Он даже не может понять какого цвета у него лицо, но определенно не здорового. Впавшие щеки, веки, заострившиеся от физического истощения черты... проступающие синими змейками вздутые вены... потрескавшиеся распухшие губы... трехнедельная щетина... Это был кто угодно, только не он... не тот, кто смотрел с сотен фотоснимков, сделанных ее рукой всего каких-то... боже... Он уже не помнит. Сбился со счету... потому что времени для него до этого не существовало... Это же произошло совсем недавно, буквально только что... еще вчера... Иначе как объяснить эту боль? Как объяснить тот факт, что ему до сих пор ТАК больно?! Что он все еще ЛЮБИТ ЭТУ СУКУ!!!
...Ты была тогда не со мной... ни тогда, ни в самые страшные дни моей жизни и смерти, когда я нуждался в тебе, как никогда... когда только лишь твои ладони, твой голос, твое исцеляющее тепло могли снять это треклятое воспаление, подкожную лихорадку, ужас, кошмар... липкий страх прошивающий насквозь всю сердечную мышцу, по каждому волокну, нерву и сосуду по отдельности... Ты единственная, кто мог мне помочь это пережить... В чьих руках я хотел забыться, с чьим теплом слиться, чье дыхание с сердцебиением я так хотел слушать вместо усыпляющей колыбельной...
Но ты предпочла стать Алисией Людвидж, сменить не только имя, но и всю ее жизнь! Стереть все свое прошлое, стереть Эллис Льюис, стереть тех, кто был тебе неугоден... стереть меня!.. Чтож, могу поздравить. В какой-то из этих моментов тебе это практически удалось. Вот только ты забыла о самой незначительной, но от этого не менее маловажной детали. Невозможно навсегда избавиться от того, что когда-то принадлежало двоим!..
У истории или жизни случаются весьма странные повороты (или развороты), или так называемые последствия. Она частенько приводит нас в одно и то же место и даже совершает почти схожие повторения, эдакий День Сурка через несколько лет. То ли это ее ироничный смешок, жестокая шутка-сюрприз или попытка испытать тебя по-новому, проверить на прочность, посмотреть на твою реакцию в этот раз...
Шесть лет назад он чуть было не сдох в этой же больнице, в одном из ее туалетов от двойного удара по ослабленной психике и дышащему на ладан рассудку. Сейчас же он каким-то чудом все еще стоял на ногах и прекрасно запоминал, что делал до этого, о чем и с кем говорил. Как два с лишним часа разговаривал с сыном, читая и обсуждая с ним его любимую книжку... как потом осторожно поправлял на нем одеяло, заснувшего тихим глубоким сном... Он мог провести со своим мальчиком весь остаток не только дня, но ночи, и он был готов и хотел это сделать. Но ему самому требовалась передышка, хоть какая-то. Выйти в коридор, пройтись, размять затекшее тело, ноги... мысли, сознание... И не важно, хотелось ли думать в эти минуты или, наоборот, полностью отключить данную функцию. Но собраться надо было... особенно за несколько минут до следующего контрольного выстрела этого... гребаного дня!
