Ты бы сильно удивилась, если бы узнала, как хорошо он помнил каждый изгиб, очертание, форму (и даже тяжесть) твоего гибкого тела; твой вкус, аромат, большую часть родинок и самые восприимчивые к ласкам его рук и языка эрогенные зоны.
Память… Его память… Проклятье черных богов — беспощадный дар, с которым он прожил все эти годы, балансируя на острейших гранях между жизнью, смертью и освобждающим сумасшествием. Ты и представить себе не можешь, сколько он помнил и как глубоко. Помнил все, что между вами было тогда… там в Эшвилле. Сколько раз (сколько желаний и попыток) и особенно самый первый — тот неповторимый момент, когда он смог до тебя дотронуться, запустить цепную реакцию зарождения абсолютно нового и совершенного начала — единственного и бесконечного. Вселенский взрыв — термоядерная вспышка… начало всех начал — эпицентр всего сущего, вечный источник вашего живительного света и любви. Ваш первый поцелуй… соприкосновение ваших тел, томление скрытой под одеждами кожи, ненасытной жажды первородного греха. Как же он ждал этого мгновения, как дрожали его руки в одержимом нетерпении разорвать на тебе одежду и слиться с тобой, почувствовать всем естеством каждую клеточку Тебя — его девочки… его Эллис.
Он помнил все, стоило только закрыть глаза, отключиться слухом и телом от внешнего мира и окружающих раздражителей, и его опять затягивало в эту смертельную спираль самых осязаемых и недостижимых воспоминаний. ВСЕ. До самого твоего последнего несдержанного всхлипа и порывистого вздоха, сладкого запаха волос, кожи, горячей влажной киски, твоей греховной глубины, в которой хотелось тонуть до бесконечности — снова и снова, пока он окончательно не лишится сил и сознания… Тонуть во всем этом практически физически, впитывая всеми рецепторами обжигающую пульсацию болезненной испарины — фантомное скольжение пережитых ощущений.
Могла бы ты похвастаться тем же спустя десять лет, вспомнить, что на нем тогда было в ваш самый первый раз, или что было на тебе? Вспомнить каково это… ожидать тот самый бесценный момент, когда это наконец-то свершится, когда он накроет тебя собой, когда ощутит прохладу твоей кожи своей, мечтая окутать и затянуть внутрь собственного тела в буквальном смысле этого слова. Это было не просто слияние двух одиноких сущностей или качественный перепихон по обоюдной нужде (господи, да если бы у него зудело хорошенько оттянуться и потрахаться, он бы прекрасно сумел найти с кем и где), это было погружение в единое целое на молекулярном уровне — он хотел тебя по настоящему, он хотел только ТЕБЯ.
И он это сделал. Переступил ту грань и ту черту, из-за которой больше не возвращаются — ни живыми, ни мертвыми… Растворяются там на веки, в кислотных зыбучих песках красной боли и в вязких топях черной любви. Он сделал это добровольно. Он хотел этого, как никогда еще ничего не хотел в своей жалкой гребаной жизни. Неужели ты так ничего и не поняла? Он не просто к тебе тянулся — ты делала его живым, заставляла чувствовать себя живым. Он дышал тобой. Он жил тобой. Как такое можно было не заметить и не почувствовать?..
Да… он помнил все. Даже сколько раз побывал в тебе, сколько раз ты кончала, сколько доводила его до оргазма сама… и как его сводило с ума желание залить твою пизд*нку изнутри своим семенем, чтобы его девочка пахла им — пахла своим мужчиной. Метить ее собой каждый божий день. Он хотел тебе дать больше, и прекрасно знал, что мог… вот только ты этого не захотела.
Ну, да. Ты же вроде как испугалась? Чего или кого? Его? И это все твое оправдание?
Знаешь, Эллис, если бы я действительно тогда дал тебе основательный повод меня бояться, если бы сделал с тобой что-то жуткое и непростительное и на самом деле напугал до смерти, поднял руку, избил — я бы это понял без лишних вопросов. За подобные вещи вторых шансов не дают. Но в том-то и дело… Ты мне не дала даже первого.
Так что я не буду сейчас просить прощения за то, что решил взять все сам и какие использовать для этого методы. И не думай, что соотношение неравное. Не забывай о десятилетних процентах, набежавших на твоем счету. Ты же изучала математику? Чем выше сумма, тем выше процентная ставка и накопленные за ее счет дивиденды, и так до бесконечности. И будь уверена, я заберу все. Все, что мне принадлежит — все, что эти годы по праву было только моим. Я не пропущу ни одного "цента", ни одной секунды и ни одного дня, которые ты у нас забрала. Потому что я помню все. То, что было, могло быть и особенно то, что еще будет. Помню ВСЕ…
…Боишься? Вздрагиваешь? Стараешься сдержаться, чтобы не закусить край нижней губки или вцепиться дрожащими пальчиками в сиденье пуфика, на котором сидишь перед зеркалами трельяжа и зачарованно наблюдаешь за отражающейся в них картинкой? Тебе до сих пор не верится, что впервые в этой комнате тебе позволили находиться без ошейника, да еще и в платье. И он поглощает твое новое волнение не меньше, чем иные импульсы твоего тела на его прикосновения и все, что он с тобой делал. Вроде ничего особенного из того, чего бы он не совершал с тобой и раньше, но ты понимаешь, что это далеко не так. Если бы он просто одевал тебя, просто расчесывал волосы (как до этого "просто" купал и кормил, а еще ранее "просто" выеб*л тебя в рот), доведя данные процедуры до чистого механического процесса, возможно, ты бы ничего такого исключительного и не испытывала. Но в том-то и дело. Он хотел, чтобы ты чувствовала все (и с не менее глубоким восприятием, чем до этого) каждый раз, когда проводил тебя через подобные ритуалы снова и снова, заставляя погружаться в эти ощущения, словно они были самыми первыми в твоей жизни. Возможно так оно и было, потому что он хотел, чтобы ты чувствовала именно Его. И он умудрялся это как-то делать, на том уровне и доступными лишь ему способами, которые были более глубже и недосягаемей, чем физическое воздействие, ведь он касался тебя не только снаружи… И он действительно не просто дотрагивался до тебя, он превращал все свои манипуляции в беззвучную мелодию идеальной симфонии, словно и вправду играл на твоем теле, на твоих чувственных точках и "струнах", как непревзойденный виртуоз-Маэстро (Черный Маэстро). И ты не могла не вздрагивать, не дрожать и не поджимать пальчиков на руках и ногах, потому что это было сильнее тебя. Твое тело и его реакция были сильнее всех разумных доводов и подкожных страхов. Он скользил по твоей коже (в ней и под ней) по твоим волосам и в волосах, и тебя крыло, окутывало и поглощало этими вскрывающими метками до пьянящего головокружения и сладкой эйфории (продолжая уже который час подряд ощущать на растертых губах и языке фантомные толчки его кончающего члена). Возбужденная чуть ли не с самым его приходом киска ныла, пульсировала и стенала, то ли умирая, то ли блаженствуя под горячими ударами ненасытной похоти. Ты боялась сжать бедра и сами мышцы между ножек, иначе давление анальной пробки и собственное вожделение доделают то, что не собирались завершать его пальцы. А он всего лишь (и в который уже бесчисленный раз) водил тебя по этим граням, держал на натянутых красных нитях, заставляя хотеть то, что сам же и прописывал по твоему телу и сознанию. Прикосновению его рук невозможно устоять, ощущению его проникновения невозможно воспротивиться, из его окутывающей психофизической живой клетки нельзя вырваться не поранившись и не разорвав себя вместе с сердцем на тысячи рубиновых осколков. Он не просто это делает, он хочет, чтобы ты все это запомнила и не только физически — чтобы ты и впредь жила одними воспоминаниями об этих мгновениях, дышала ими, чувствовала их… ЕГО, где бы то ни было и когда бы то ни было. Ведь теперь Он часть тебя или, вернее… ты и являешься частью его личных вещей, к которым он время от времени возвращается, чтобы перебрать своими пальцами, пересмотреть и решить, что делать с ними дальше. И ты ждешь его прихода… Да, ждешь, потому что уже не можешь не ждать, потому что действительно хочешь, чтобы он пришел.
