Гоша мрачно промолчал. Если бы на этих собраниях не могли сказать действительно ничего дельного, он бы вообще предпочёл там не присутствовал. Да и сам Георгий не мог отрицать, что полицейские были правы – вернувшись сегодня домой, он опрокинул ещё одну кружку коньяка.
– Садись сюда, – он сложил в одну стопку и убрал в угол дивана разбросанные по нему книги Михаила Жарикова. – Есть, пить что-нибудь будешь?
– Спасибо, но попозже. Пока не хочется. А что это? – Юра указал на только что сложенные тома.
– Да всякое. Труды по экономике, финансам. Решил немного развлечься, так сказать.
– Ага, ага… Помню твои развлечения. Ты уже в десятом классе пытался осилить эту неимоверно муторную книгу Маркса, ну, как она там называлась?
– Ты имеешь в виду «Капитал»?
– Точно, его. Ну да, вы же с историчкой постоянно на одном языке общались. Всё, что касалось обществознания, экономики – уууу… Как же, староста класса, отличник и так интересуется её предметами. Да и с русичкой тоже. Я представляю, как ты потом доставал всех в универе…
– Да, – Гоша улыбнулся воспоминаниям. – И кстати, «Капитал» я всё-таки тогда прочитал.
– И хоть что-нибудь понял, кроме сложных букв? Всегда стеснялся у тебя это спросить.
– Более чем, – усмехнулся Георгий. – Впрочем, потом я перечитывал и перечитывал его снова – пока окончательно во всё не вник.
– Угу… О, что это? – Юра взглянул на синюю книгу «Международные валютно-кредитные отношения», лежавшую сверху. – А это тебе зачем? Мне кажется… немного не по теме, нет? Уж не собираешься ли ты продолжить дело своих родителей?
– Нет, Юра, в мои планы не входит становиться дипломатом, – мягко и снисходительно пояснил Гоша. – Просто я читаю всю серию этого автора. Мне нравятся его труды. И вообще – нужно быть в курсе всего.
Он вспомнил о родителях, уже десять лет работающих в российском посольстве в Нью-Йорке. Он так и не рассказал пока ничего им.
– Что случилось ещё? – отстранённым голосом поинтересовался Георгий.
– Что? А… нет, больше ничего, – друг уже сел на диван.
– Я подумал, ты пришёл рассказать что-нибудь новое, – не подумав, как это будет звучать, бросил он раздражённым тоном. Гоша и сам не знал, почему вдруг начал испытывать неприязнь при виде обескураженного лица друга с взлохмаченными волосами. Да и, в конце концов, какая разница? Он лично никого сегодня не звал. О том, что услышал за дверью весь разговор СОГ, он тоже уже сообщил Аркадьеву в коротком сообщении. Если Юре больше нечего добавить – какого чёрта он мешает сегодня ему побыть одному?
– Прости… пока нет. Я подумал, что ты захочешь…
– Это ты прости. В данный момент я ничего, абсолютно ничего не хочу. Ничего, кроме того, чтобы найти свою жену. Но, чёрт побери…
Гоша осекся, поняв, что он сейчас едва не сказал. Но даже невысказанные вслух слова ударили его, словно изнутри превратившись в тяжёлый предмет.
Он понятия не имел, что делать. Все они тыкались вслепую. Прорабатывали самые невероятные и абсурдные версии, надеясь, что хоть какая-то из них выведет на след чудовища. Но это было не действием, а его иллюзией – спустя четыре недели продолжительной ходьбы понимая, что всё это время они шли на одном месте.
С такой запутанной задачей Георгий не сталкивался никогда в жизни. Он привык всегда держать всё под контролем. Для всех проблем – больших и не очень – попадавшихся у него на пути, он мог найти множество конкретных способов решений. Но здесь ситуацией управлял некто необузданный, страшный и непредсказуемый. И, что ещё хуже, на кону стояла жизнь близкого ему человека.
Гоша без сил опустился на диван, чувствуя, как лавина накопившейся за месяц усталости накатывает на него вместе с подавленностью. Теперь он даже задумался – не стоило ли ему погнаться вчера в ту сторону, откуда услышал хрип? Приложил бы все силы, чтобы схватить психопата, кем бы он ни был – похитителем Ксюши или ещё одним сумасшедшим. И неважно, что бы случилась с ним самим – ведь в случае первого варианта полиция бы точно вытрясла из него всю необходимую информацию.
– Это я виноват, – вдруг с горечью в голосе медленно сказал Юра. – Я посоветовал тебе приехать сюда – а не должен был. Я не придавал серьёзности своим подозрениям, и вот что вышло.
Гоша удивлённо повернулся к нему и заметил, что тот, опершись локтем о левое колено, прикрыл лицо рукой.
– Я даже… забирать её не поехал… хотя знал ведь, где она. Мог и найти время. Тем более, если у нас недавно пропали две девушки. Господи, какой я идиот – и о чём только думал?! – Юра хлопнул себя правой рукой по колену.
– Я виню себя не меньше, Юра, – вздохнул Георгий. – Но пожалуйста, давай не будем выяснять сейчас, кто из нас виноват больше. В этом нет никакого смысла.
Он понимал, что по логике должен был поддержать друга, но сейчас, пребывая в раздражении, ему совершенно не хотелось уделять кому-либо внимание.
И уж тем более разговаривать на эту тему. Отчасти потому, что в глубине души Гоша и сам отчасти винил его.
– Нет, ты-то уж точно не причём, – покачал головой Юрий. – А вот я мог быть предусмотрительней. Ты знаешь – я ведь и сам теперь постоянно боюсь. Замучил Нинку своими лекциями про обстановку в городе… заставляю её каждый вечер проговаривать при мне код сейфа, в котором лежит оружие. Она знает, что необходимо везде сопровождать детей, и никуда не ходить после наступление темноты. А ещё – держаться подальше от всяких парков, лесов и тёмных закоулков, – голос его на мгновение прервался. – Она ведь тоже из-за всего переживает. И я, каждый раз, как говорю с Ниной обо всем этом, я думаю о ней. О Ксюше, – друг понизил голос, прошептав имя его жены так, будто говорил о покойнике. – Я ведь и к вам должен был так отнестись. Но всё вышло, как всегда – люди беспокоятся о чём-то только тогда, когда это с кем-то случается.
На его глазах выступили слёзы. Он хрипло откашлялся.
– На самом деле мне тоже всё это время было нелегко, – с видимым трудом выговорил он. – Вы ведь мои друзья.
Некоторое время в комнате наступила тишина. Гоша не смотрел на Юру. Он уже совершенно ничему не удивлялся.
Отвернувшись из уважения к нему влево, он молча разглядывал письменный стол, вспоминая все произошедшие с ним за последнее время события, подбирая и обдумывая слова, которые он хочет сказать, а также – как сделать это наиболее честно и при этом корректно.
– Нам всем было трудно в последнее время, – наконец начал он. – Некоторые даже погибли, разыскивая своих родных. Практически все они вчера винили себя тоже. Возможно, и в остальном, кто знает. Я их понимаю – они пережили то же самое, и продолжали верить в лучшее. Как мы однажды даже решили с папой Ольги Лалетиной – «мы не собираемся сдаваться». И вот вчера он умер – при этом до последнего стремясь найти свою дочь. Как и тот парень, Мячин, кем бы он ни был.
