Вопросы так и роились у меня в голове. Ни один не имел отношения к жизни покрышек или финансовой стратегии, благодаря которой двадцатилетний повар блюд быстрого приготовления мог обеспечить себе безбедную жизнь на пенсии.
Я спрашивал себя, может ли человек с постоянной полубезумной улыбкой, человек, не умеющий поддерживать порядок в доме, человек, делящий свое свободное время между порнографическими журналами и любовными романами, мог ли такой человек оказаться супергением, который с помощью электронных приборов, купленных в «Рэдио-шэк»,
[23]
сумел трансформировать одну комнату своего скромного дома в машину времени. Год за годом странные события, случавшиеся со мной, по капле выдавливали из меня скептицизм, но версия с супергением не показалась мне убедительной.
Я спрашивал себя, а принадлежит ли Человек-гриб к роду человеческому. Пожалуй, склонялся к тому, что он — пришелец.
Я спрашивал себя, сколь долго он здесь живет, кем представляется, каковы, черт побери, его намерения.
Я спрашивал себя, а может, черная комната совсем и не машина времени, а что-то еще более необычное. И организуемые этой комнатой путешествия во времени — всего лишь побочные эффекты основной ее функции.
Я спрашивал себя, как долго собираюсь стоять в тени покосившейся гаражной пристройки, размышляя над ситуацией, вместо того чтобы что-то делать.
Дверь между гаражной пристройкой и домом автоматически захлопнулась за моей спиной после того, как я вошел в дом в первый раз. Вновь я отжал язычок замка с помощью ламинированного водительского удостоверения, довольный, что наконец-то получил наглядное подтверждение: уплаченные мною налоги используются на что-то полезное.
В гостиной по-прежнему валялись журналы с голыми женщинами и любовные романы, но на полпути к коридору, ведущему к спальне Человека-гриба и черной комнате, я остановился как вкопанный.
Ко мне вернулась способность слышать. На кухне под моими ногами потрескивали половицы, укрытые древним линолеумом, дверь в гостиную заскрипела на несмазанных петлях. Тишина более не глушила в доме все звуки.
Воздух, ранее чуть ли не морозный, стал всего лишь прохладным. И постепенно нагревался.
А необычный неприятный запах не совсем сгоревшей проводки, смешанный с не совсем аммиаком, угольной пылью и мускатным орехом, стал более резким, чем раньше, но и значительно ослабел.
Обычный инстинкт самосохранения, никакое не шестое чувство, подсказал мне, что не надо идти к черной комнате. Более того, возникло острое желание ретироваться из гостиной.
Я вернулся на кухню и спрятался за дверью, приоткрыв ее на два дюйма, чтобы увидеть тех, от кого я бежал, если они появятся.
И лишь только я скрылся за дверью, как из коридорчика в гостиную повалили бодэчи.
Глава 12
Толпа движущихся бодэчей обычно вызывает мысли о волчьей стае, выслеживающей добычу. В других случаях они напоминают мне охотящихся котов.
Но на этот раз, когда я смотрел, как врываются они из коридорчика в гостиную, у меня возникли ассоциации с тараканами, так быстро и решительно они ее заполнили.
Да и количеством они больше напоминали тараканов. Двадцать, тридцать, сорок… молчаливые, черные тени клубились передо мной, только, в отличие от настоящих теней, эти никто не отбрасывал, вот они и могли двигаться, как им заблагорассудится, ни к чему не привязанные.
Они устремились к плохо подогнанной входной двери, к плохо подогнанным окнам гостиной, как ленты сажи, утягиваемые сквозняком. Через щели они вылетали из дома в залитый послеполуденным светом Кампс Энд.
Но при этом из коридорчика в гостиную вываливались все новые и новые бодэчи: пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, в итоге я просто сбился со счета. Никогда прежде я не сталкивался с таким количеством бодэчей.
И хотя, стоя за дверью в кухне, я мог видеть только арку коридора, отходящего от гостиной, я знал, откуда эти незваные гости попадали в дом. Они не поднялись с пола под кроватью Человека-гриба, где лежали только серые катышки пыли да грязные носки. Они не появились из стенного шкафа, где обитали вместе с привидениями. Их дверью в дом не стало сливное отверстие раковины или унитаза. Нет, нет и нет. Они вошли в него через черную комнату.
Им, похоже, не терпелось оставить это место и отправиться в Пико Мундо, но внезапно один из них отделился от черного теневого потока. Остановился посреди гостиной.
Находясь на кухне, я пришел к выводу, что ни один нож, ни одно средство для чистки плиты с хлором, ни одно известное мне оружие не смогут причинить вред бесплотному зверю. И затаил дыхание.
Бодэч стоял, чуть согнувшись, наклонившись вперед, так что его руки, если это были руки, упирались в колени. Поворачивая голову из стороны в сторону, он пристально разглядывал ковер, словно искал следы своей жертвы.
Ни один тролль, притаившийся в темноте под своим мостом и уловивший запах детской крови, не выглядел более зловещим.
Я вдруг почувствовал, как мне защемило левый глаз, прижатый к щели между дверью и косяком, словно мое любопытство превратилось в зубастые челюсти греха, которые и удерживали меня на месте, хотя человек мудрый уже обратился бы в бегство.
Тогда как другие бодэчи проскальзывали и протискивались мимо него к окнам и входной двери, этот выпрямился во весь рост. Плечи его распрямились. Голова поднялась, повернулась направо, налево.
Я пожалел о том, что утром помыл голову шампунем с ароматом персика, внезапно понял, что мясной запах и жирный дым гриля и сковородок, конечно же, осели на моих коже и волосах. Повара блюд быстрого приготовления, только-только закончившего смену, лев, а то и кто-то пострашнее, может выследить без труда.
У бесформенного чернильно-черного бодэча было некое подобие морды, на которой, само собой, не просматривались ни ноздри, ни уши, а если у него и были глаза, я их найти не мог. И, однако, он определенно оглядывал гостиную в поисках источника запаха или звука, который привлек его внимание.
Существо вроде сосредоточилось на двери в кухню. Такой же безглазый, как Самсон в Газе, бодэч тем не менее меня засек.
Я в подробностях изучил историю Самсона, ибо он — классический пример страданий и несчастий, которые могут свалиться на того, кто… наделен даром.
Выпрямившись во весь рост, повыше моего, бодэч, при всей своей бестелесности, производил впечатление. Решимость и храбрость, легко читаемые в его позе, предполагали, что я для него — что мышь для пантеры, что он в силах уложить меня одним ударом.
От задержанного дыхания легкие начали раздуваться.
Желание обратиться в бегство становилось непреодолимым, но я тем не менее остался на месте, прежде всего из страха: если пока оставалась хоть малая вероятность того, что бодэч меня не видит, то малейшее движение двери приведет к тому, что он бросится в погоню.
