Том Брэди все понял и попытался сбежать.
- Миссис Брэди, - спокойно сказал Патрик О’Нил, - увезите детей на денек, ладно? К родственникам. И пусть они не возвращаются до вечера. Да, и заодно уберите из гостиной все безделушки и украшения.
- Патрик, это не кино! - начал кипятиться Том.
- Конечно. Иначе ты бы уже давно лежал на полу мертвый. И поделом.
Жена Тома Брэди ахнула.
- Возьми детей, - сказал ей Том, - и сделай то, что он сказал. Он не собирается меня убивать.
Патрик бил его с остервенением, о наличии которого и не догадывался. С каждым ударом он хрюкал и приговаривал: «Вот тебе!» Вот тебе за притворные улыбки и выпивку после очередного мошенничества. Вот тебе за ни в чем не повинного итальянца, склад которого ты заставил меня сжечь два месяца назад. Вот тебе за подло украденные бутылки, которые выносили в мусорных ведрах, а потом приходили, рылись в баках и забирали. Вот тебе за премию, полученную на Рождество. И последний, самый сильный удар - за то, что ты, ирландец, обманул другого ирландца. Да, верно, в ту ночь он не спал ни минуты. Как и в ту ночь, когда встретил Кэтлин.
Он не собирался ни жениться, ни влюбляться. На это у него не хватало времени. Сначала не было работы, потом ее стало слишком много, а потом пришла ответственность, поглощавшая все его силы. Для семьи не оставалось ничего.
По Кэтлин была веселой, хорошенькой, с лукавыми глазами и длинными светлыми волосами, собранными в узел на макушке. Бары и рестораны Патрика вызывали у нее восхищение. Она много раз повторяла, что Америка - страна сбывающихся надежд и что ей жаль людей, живущих в других местах.
- Кроме Ирландии, конечно, - говорил ей Патрик.
- Ирландии в том числе, - отвечала она, взбивая кудри.
Это было единственное, в чем они расходились. Иногда между ними вспыхивали ссоры, но они не имели большого значения; Патрик знал, что, когда он будет готов вернуться (он говорил «вернуться», хотя сам никогда не жил в Ирландии), Кэтлин поедет с ним. Он не хотел признавать того, что Кэтлин, здоровье которой неуклонно ухудшалось, перестала строить планы: ей было все равно где жить, в Нью-Йорке или в Ирландии. С годами Кэтлин, которая привыкла садиться на стол в новом баре и рассматривать ткань на свет, выбирая самую подходящую для штор, потеряла интерес ко всему, кроме большого белого дома в Нью-Джерси, а в последнее время даже этот дом стал ей безразличен.
Болезнь Кэтлин не заставила Патрика потерять сон; он был уверен, что жена поправится. Не верил плохим диагнозам и прогнозам развития болезни. Наверное, в последний раз он всю ночь провел на ногах, когда родился Керри. В сорок седьмом. Роды проходили на дому. Врачи говорили Патрику, что они будут долгими и трудными, хотя в то время Кэтлин была еще молодой и здоровой. Он всю ночь расхаживал из угла в угол, пытался читать, делал все, чтобы отвлечься от криков, доносившихся сверху. А на рассвете уже держал в руках сына. Крошечное сморщенное личико Керри было ужасно трогательным. Патрик проглотил комок в горле и поклялся, что этому мальчику никто не причинит вреда, что он вернется в Ирландию и с высоко поднятой головой войдет в родной город.
Он со слезами на глазах прижимал к себе маленькое тельце и думал о своем отце. Что чувствовал никчемный дружелюбный пьяница Майкл О’Нил, когда держал в объятиях его, Патрика? Может быть, тоже хотел, чтобы его сын вернулся в Маунтферн? Вряд ли. Двадцатилетний Майкл О’Нил, его родители, братья и сестры уехали из Маунтферна, потому что там не было работы и потому что его отца выбросили на улицу.
Майкл не собирался возвращаться и не думал, что это возможно. Он пел песни об Ирландии, рассказывал сказки и внушал юному Патрику ненависть к роду Фернов, с представителями которого никогда не сталкивался.
Патрику было восемь лет, когда он услышал, что дом Фернов сожгли. Об этом сообщалось в письме. Но тогда для О’Нилов это уже ничего не значило. Никто из О’Нилов не следил за тем, как пламя выбивалось из окон дома. Дома, в котором жила семья, доведшая их до нищеты.
Патрик О’Нил прикасался к замшелым камням и прислонялся к покрытым плющом стенам со священным трепетом. Лунный свет помог ему пробраться в комнату, еще сохранившую стены. К его удивлению, там стояли ящики из-под апельсинов, заменявшие мебель, и кукольный чайный сервиз. Сомневаться не приходилось: здесь играли какие-то местные дети. Горшочки из-под джема, наполненные полевыми цветами, заставили его улыбнуться. Интересно, кто эти дети? Конечно, при Фернах их и на порог не пустили бы. Патрик с радостью увидел бы лица этих детей в тот момент, когда они услышат о его планах на эти старые развалины.
Миссис Уилан увидела его первой. Она только что привела мокрую мисс Барри в пресвитерскую, где отец Хоган и каноник Моран стали причитать, узнав о несчастье, приключившемся с их экономкой. Миссис Уилан даже принесла немного грибов в доказательство того, что бедная женщина хотела порадовать своих хозяев. Возвращаясь на почту, она увидела человека в мятом костюме и распущенном галстуке, шедшего по Бридж-стрит ко взятой напрокат машине. Никем другим этот человек быть не мог.
Красивый и бледный Патрик О’Нил был в непривычном для него темном костюме. Обычно этот крупный и широкоплечий мужчина с кудрявыми каштановыми волосами носил желто-коричневые или бежевые куртки. Мало кто в Штатах видел его в темном. Даже на официальных приемах он надевал зеленый смокинг, подчеркивая свое ирландское происхождение.
Конкуренты часто говорили, что этому коренастому ирландскому мужику пристало подметать улицы. Но Патрика такие разговоры только радовали.
Он говорил, что с удовольствием носит черты своих предков; это доказывает, что им приходилось упорно работать, но они сумели выжить. Но его лицо не было лицом кулачного бойца, готового тут же вступить в драку. У него не было ни хмурого взгляда боксера, ни низкого лба человека, который с трудом переносит жизненные тяготы. Его лицо было широким и открытым, глаза - голубыми и озорными. Их уголки окружала сетка смешливых морщинок; казалось, он улыбался даже тогда, когда и не думал этого делать.-
Он оказался моложе и привлекательнее, чем ожидала Шейла. Но чего она могла ожидать, зная этого человека только по горам адресованных ему телеграмм и телексов? Этот мужчина заслуживал, чтобы с ним поздоровались.
Миссис Уилан перешла улицу.
- Добро пожаловать в Маунтферн, мистер О’Нил, - тепло сказала она.
Патрик посмотрел на нее с благодарностью.
- Как вы догадались, что это я? Может быть, вы знали моих родителей?
- Кем же еще вы можете быть, как не мистером О’Нилом? У меня вся почта завалена адресованными вам телеграммами и посланиями. Не хотите зайти на чашку чая? Заодно я передам вам корреспонденцию.
- Вот это оперативность! - Он откинул голову и рассмеялся.
Миссис Уилан провела его через почтовое отделение в свою комнату, располагавшуюся в задней части дома, посадила разбирать послания и поставила чайник. Она молчала до тех пор, пока не наполнила две чашки и не намазала маслом несколько кусков содового хлеба. «Да, очень красивый мужчина, - с легкой улыбкой подумала она. - В городе начнется переполох».
