Договорить она не смогла. Единственный способ заставить ее замолчать – поцелуй. Мортон притянул её к себе, жесткие губы прижались к нежным. Но не тут-то было. Ванда принялась вырываться и брыкаться, точно необъезженная кобылка. Мортон успел получить несколько ощутимых ударов коленкой по голени, прежде чем почувствовал, что Ванда сдаётся, и напряжение со злостью отступает.
Право, он подобного не ожидал. За собственным оскорбленным тщеславием он не заметил, как обидел свою Ловчую. И только, когда она в ярости швырнула в него невинные ромашки, понял, сколь нелепую глупость сморозил.
Он осторожно оторвался от трепещущих губ и заглянул в глаза жены:
– Буянить больше не будешь? – шутливо поинтересовался он.
– Буду, – с вызовом бросила она.
Она не собиралась так быстро сдаваться.
– Видимо, мне самими Всевидящим уготовлено в брачную ночь постоянно просить у тебя прощение, – Мортон почувствовал, что снова возбуждается. – Прости меня… Я согласен со всем, что ты наговорила мне.
Она поджала губы и с хмурыми бровями сказала:
– Хорошо, но с одним условием.
Ох, уж эти женщины!
– С каким?
– Ты мне расскажешь, откуда у тебя эти шрамы. Я не успокоюсь, пока не узнаю.
И он ей поверил. Поверил, что ей небезразлично. И стараясь не обращать внимания на собственное учащенное сердцебиение, прошептал:
– Баш на баш. Я тебе рассказываю историю появления шрамов, а ты позволяешь мне вымыть тебя.
Краска смущения на её лице ему нравилась куда больше краски ярости.
⁂
После того, как он теплой водой омыл нежные участки её тела, они снова забрались в кровать.
– Надеюсь, ты иногда будешь позволять мне засыпать в твоей кровати? – прошептал Мортон и легко куснул Ванду за мочку ушка.
– Не увиливай, – тоном строгой гувернантки сказала она.
Он вздохнул и откинулся назад, устраиваясь на подушке. Ванда легла на живот и внимательно посмотрела на мужа. Тот криво улыбнулся.
– Неужели тебе хочется знать о той мерзости, с которой мне довелось сталкиваться?
Она решительно кивнула.
– Да. Я твоя жена.
И это ему, черт побери, всё больше нравилось!
– Предупреждаю сразу, нет ничего интересного или волнующего, – он поджал губы, и складки вокруг них выразились четче. – По молодости мы все совершаем глупости. А я был именно молодым дураком. Тогда я первый раз столкнулся с тем, что мне в лицо швырнули факт моего рождения, посмеялись, что я Ловчий, и мне нет места в этом мире. В цивилизованном обществе – так точно. Тогда только начинались гонения на Ловчих. Да и вообще смутные темные времена были. Взбрыкнул, разозлился, счел себя оскорбленным. Поругался с родными. Теперь-то я понимаю, что вел себя глупо, необдуманно, но тогда во мне взыграла кровь. И я решил проверить свои силы, отправился путешествовать. А если быть конкретным, то моя дорога лежала на Восток. В Белье. Тебе что-то говорит это название?
Она кивнула. Ей доводилось слышать несколько жутких историй про этот загадочный край.
– Я был обижен на весь мир, но прежде всего на себя. Правда, из меня быстро выбили подобную дурь. Сначала я скитался, переезжая из одного города в другой. Искал приключений. Находил. Один раз набрёл на волчицу с детенышами. Хочу заметить, неприятные ощущения остались, с трудом ноги унёс. А потом добрался до Катуни – река такая. Вот там и заработал эти шрамы. Я, как ты понимаешь, не один был. Пройти через дремучие леса одному невозможно. Со мной было четверо товарищей. После стычки с первыми язычниками, что поклонялись Древним Богам и приносили человеческие жертвы, нас осталось трое. Местные не спешили за нас вступаться и вызволять. Тогда-то мы и узнали, что поблизости находится крепость, в которых держат пленных. Язычники не пользовались уважением у местных, но и сладить с ними непросто. Я подозреваю, что на них облавы устраивали. Ты слышала истории, когда они запирали избы изнутри и предпочитали сгореть заживо вместе с семьёй, но не попасть в руки нечестивцам? Вот за таких нечестивцев они нас и приняли. Позже мы узнали, что в крепости находились с дюжину пленников, многих казнили. Кому-то удалось убежать в многочисленные пещеры, но… Выбраться одному оттуда невозможно.
– Но как вы освободились?
– Девушка одна помогла. Она полюбила одного из пленных, кстати, и помогла нам организовать побег, взяв обещание, что мы не будем мстить. Но побег обнаружили. Девушку свои же казнили, из двенадцати человек к тому времени оставшихся живых, удалось бежать пятерым. По итогу выжили двое.
Мортон замолчал. Он говорил коротко, жестко, незачем Ванде знать о тех кошмарах, что там творились.
– Я… я и предположить не могла, что тебе довелось испытать подобное, – голос Ванды охрип от волнения. Сердце сжималось от боли за молодого Мортона. – Это…
– Ванда, не надо. Это всё осталось в прошлом. За глупость я ответил сполна.
– Это не глупость. Ты сам не веришь в то, что говоришь. Ты спасал людей. Освобождал их из плена. И ты это называешь глупостью? Иногда я тебя не понимаю. Зачем, ну, зачем ты стремишься все свои благородные поступки очернить? Точно тебе самому стыдно за них!
Они оба знали, что она права. Но между тем Мортон произнес:
– Люди быстрее готовы поверить в злодеяния, в слабость других, чем во что-то благородное. Если ты будешь всем доказывать, что совершил поступок из благородных побуждений, тебе только посмеются в лицо.
Тут Ванде не нашлось, что возразить. Несколько месяцев назад, до приезда в Бергас, живя в провинции, она непременно принялась бы с ним спорить и, несомненно, ей удалось бы его переубедить. Но теперь она не нашлась, что сказать. Оказывается, Ванда так мало знала людей. Некоторых она чувствовала, как Мортона, Роя, а остальные были для неё загадкой.
– И ты молчишь, да? – разволновавшись, уточнила Ванда.
– Молчу о чем? Ты ошибаешься, когда думаешь, что я только честный и благородный. Это заблуждение. Вспомни, что я неплохо имею, когда «помогаю» людям. И даже сейчас, когда нас призвал Император, мы не работаем бесплатно.
Ванда возмущенно фыркнула, а Мортон порадовался, что она не знает о тех многочисленных случаях, когда он брался за дело, наперед зная, что не сможет обогатиться даже на погнутую монетку. Тогда она точно уверится, что он хороший. Ни к чему.
– Глупости всё это, – Ванда поменяла положение и прижалась к нему. – Ты по привычке пытаешься очернить себя даже в глазах собственной жены. Не получится. Вот мне же ты помогал!
– Ага, помогал, – без промедления согласился он и добавил: – Одновременно пытаясь тебя соблазнить.
– Вздор, – парировала девушка, замечая, как темнеют мужские глаза, как в них появляется легкая поволока, уже знакомая ей. – А над чем ты сейчас работаешь?
