Тем не менее обстановка ухудшалась, С. А. Толстая и Т. Л. Сухотина узнали от сочувствующих им крестьян о возможном погроме. Татьяна Львовна сообщила об этом секретарю следственной комиссии при отделе юстиции Тульского губисполкома Е. Д. Высокомирному, и Президиум Совета рабочих и народных депутатов направил солдат на охрану усадьбы. 17 октября Софья Андреевна писала об их прибытии и размещении, добавив: «Весь юг Крапивенского уезда горит от поджогов». 23 октября отметила: «Прошел слух, что нас будут громить. Приходили милиционеры на ночь, нас оберегать. Никто не спал, даже не раздевались»
[1096]. В ноябре Ясную Поляну охраняли рабочие и служащие Косогорского металлургического завода
[1097].
Татьяна Львовна открыла для себя новые стороны жизни: «…не подозревали мы о той непримиримой классовой ненависти, которая всегда в скрытом виде жила в людях иного, чем мы, класса, и воспитания, и образования. Мне часто очень тяжело чувствовать, что меня, всю жизнь желающую добра народу, считают теперь врагом его. Глядя назад на свою жизнь, я вижу, что с самого детства, когда я вместе с папá учила деревенских детей, потом работала с ним в поле, потом в голодных местах, где я также зачастую голодала и несколько раз чуть не замерзла, разъезжая одна в санках по голодающим деревням, и до жизни моей с мужем, когда я всегда сочувствовала и помогала всем земским работам по устройству санитарного, школьного и прочего дела для народа, всегда я искренно, всей душой делала то, что могла, для того чтобы ему лучше жилось. И все это мы делали вполне бескорыстно, никогда не получая за это ни копейки денег и никакой славы»
[1098].
П. А. Сергеенко. Ок. 1912
Софья Андреевна и ее близкие столкнулись с многочисленными сложностями и были вынуждены решать самые разные вопросы: от проблемы управления усадьбой до обеспечения едой всех, живущих в ней. В Ясную Поляну съезжались родственники: Татьяна Андреевна Кузминская, повзрослевшие дети Андрея Львовича – Соня и Илья, пасынок Татьяны Львовны (Аля) и другие. Из Москвы приезжала Александра Львовна
[1099]. Еще в октябре 1917 года сюда перебрался Николай Оболенский (в прошлом муж Марии Львовны) со второй семьей: женой Натальей (падчерицей Т. Л. Сухотиной) и детьми. В Ясной жили Сергеенко с сыном и Душан Маковицкий
[1100].
Колоритно передал сложившуюся ситуацию В. Ф. Булгаков: «Целый ряд других отдаленных родственников Толстого, при его жизни даже не бывавших в доме, нашел здесь свой приют, после того как их собственные имения ликвидированы были революцией. Все они ничего не делали, разводили между собой романы, читали и расхищали книги из яснополянской библиотеки, портили мебель и просили кушать, кушать, кушать…»
[1101] И Сергеенко развернул бурную продовольственную деятельность, в декабре С. А. Толстая писала: «Нам помогает Сергеенко всего доставать: ржи, макарон, фасоли, рису»
[1102]. Тем не менее время было трудным: через несколько месяцев, 6 февраля 1918 года, Софья Андреевна пометила в дневнике: «Забота о хлебе в будущем делается все настоятельней»
[1103].
С самого начала было понятно, что Петр Алексеевич Сергеенко заражен манией величия. Он беспардонно вмешивался в хозяйскую деятельность Татьяны Львовны, был непочтителен в общении с С. А. Толстой и ее сестрой Татьяной Андреевной. 4 апреля Софья Андреевна записала: «Сегодня была неприятность с П. А. Сергеенко. Он нагрубил мне, а я ему сказала, что, если б Лев Ник. мог слышать, как посторонний человек груб с его женой, он выбросил бы его в окно»
[1104]. Тон Сергеенко и его помощника Оболенского в общении с яснополянцами «был властный, самоуверенный и даже высокомерный»
[1105].
Сергеенко, авантюрист по своей природе, обладал какими-то невероятными умениями по добыче продовольствия и различных товаров. «В качестве самозваного „комиссара“ он все держал в своих руках, комната его – бывший кабинет Л. Н. Толстого в 1870-х и 1880-х годах – завалена была продовольствием, обувью, кусками материи и прочими житейскими благами, распределявшимися им среди обитателей дома и Ясной Поляны по своему усмотрению и без всякого контроля»
[1106]. Сергеенко обеспечивал яснополянцев – и его иронически прозвали «батюшка-благодетель», он способствовал делу охраны усадьбы – и все терпели его разрастающуюся над ними власть. В той иронии все-таки присутствовала и благодарность: в сложное время и сочетания чувств были неожиданными. С. А. Толстая со временем подчинилась сергеенковским порядкам и даже стала заискивать перед ним, на что с изумлением обратил внимание В. Ф. Булгаков.
Еще в январе 1918 года в очередной раз поползли слухи о возможном погроме усадьбы. Однако зиму прожили спокойно, но ранней весной вновь начались крестьянские сходы, вызванные тем, что в соседних деревнях стали распахивать бывшие помещичьи земли. Центральные органы власти были поставлены в известность о крестьянских настроениях (прежде всего Петром Сергеенко). И в ответ на грозящую опасность Совнарком под председательством В. И. Ленина принял специальное постановление от 30 марта о защите прав вдовы писателя (усадьба должна была находиться в ее пожизненном пользовании), о признании имения «не подлежащим разверстке между гражданами», о государственной охране Ясной Поляны. Несмотря на это, некоторые крестьяне все-таки намеревались приступить к распашке усадебной земли. Страсти удалось притушить, но было ясно: необходим общественный орган, который мог бы противостоять любым действиям, угрожающим дому и усадьбе.
