— Нет. — Соврал, не краснея. Разве такое можно позабыть? — Как тебя звать?
— Кхала. — Потупила взгляд, глядит на обмотки.
— Откуда о запруде знаешь?
— Да так. — Пожала плечами. — В Тихом, ты женщине помог. Спрятал в своей лёжке. Помнишь?
— Помню. Не молодая, хроменькая. Года два назад это было. Разве такое забудешь? В Тихом, да ещё и по ночи мужика редко встретишь, а тут женщина.
— Это моя. — Кхала улыбнулась. — Моя знакомая. Мы тогда вдвоём были.
— Шутишь? Не было тебя, я бы запомнил.
— Айхула в тени спрятала. Тень укрывает, за ней не видно.
— Что за тень?
— Прости Бродяга, не могу сказать. Пока что не могу. Может, когда-нибудь потом?
— Договорились. — Кивнул и призадумался. Тётку, ту что в лёжке укрыл почти не помню. Лицо позабыл. Странна тётка, одна в Тихом, да ещё и ночью. Попросила воды, сделала один глоток, брала флягу полной, вернула пустую. Угостил вяленным мясом, полез за сухарями, мяса уже нет.
— Всё верно. — Кхала потёрла щёчки. — Я съела. И воду допила тоже я.
— Погоди. — Смотрю ей в глаза. Не моргает, глядит на меня. — Я же ничего не говорил. Мысли читаешь?
— Совсем чуть-чуть. Это так интересно.
— Знаешь всё о чём я думаю?
— Да. Всё-всё. Даже то, что мне не нравится.
— А другие? Ты и про них всё знаешь?
— Нет не всё. Обрывки прошлого. Думают они о разных глупостях. Кто о чём.
— А что Вы делали в Тихом? На площади, стая рвачей охотится. Охотилась.
— Ну да. Ты, с Мишкой Вольтанутым, вы их перебили.
— Ты и об этом знаешь?
— Да. — Кхала улыбнулась кончиками губ, указала пальчиком на шалаш. — Можно?
— Валяй. — Поднялся и прошёл к бревну, неудобно сидеть на траве.
— Фу. Какая мерзость. — Из шалаша возмущается Кхала. — Зачем ты эту дрянь с собою носишь?
— Сама ты. — Сказал и запнулся. — Мешочек шипаря полезная штука.
— Может и полезная, а воняет гадко. — Подошла, протягивает мне жестяную банку. Ту самую в которой чёрная мазь. — Помнишь?
— Помню. И что?
— Думай Бродяга, думай. — Улыбается, ямочки на щеках. — Твоя банка?
— Угу. Наша. — Щёлкнула меня по носу и вернулась в шалаш, прячет в мешок банку.
— Почему сразу не рассказала?
— А ты бы поверил? — Встала у меня за спиной, положила руки на плечи. — Ты и сейчас не до конца веришь. — Прошептала в самое ухо.
— Зачем убежала? Там у болота. Я из куста едва вылез, спасибо мелкий помог.
— Испугалась. Болотники память стёрли. Всё позабыла, кто я и что я? — Ткнулась носиком в мой затылок и прошептала. — Когда увидела всё то, что видел ты. Грязь, слизь на каменном полу. Верёвки и себя в луже. — Обняла меня Кхала, прижалась. — Прости Бродяга. В моих мечтах, наша встреча выглядела иначе.
— В каких мечтах? Какая встреча?
— Сейчас это уже не важно.
— Наверное ты права. — Потянул Кхалу за руку и поцеловал куда дотянулся. В шею. — А знаешь. Когда я тебя первый раз увидел. — Договорить не успел, закрыла мне ладошками рот.
— Думаешь ты нам сильно понравился? Вылез из своей лёжки худой, лопоухий.
— А сейчас?
— Глупый вопрос. — Взъерошила мне волосы, присела рядом. — Спасал ты меня дважды. Айхулу приютил, укрыл на ночь. Не встречала я таких как ты. Гадкие людишки живут в наших краях, о себе только и думают.
— Я такой же.
— Нет, не такой. Рассказать про Цыньку Курносого, Валеру Пастушка, Лузьку Грудастую. Не прошёл мимо, помог, спас. И это ещё не все. Продолжать?
— Перестань. — Сказал строго. — Ничего такого я не делал. Помог — это ещё не спас. Цынька месяц как сгинул в Тихом, одни только ботинки и остались. Сожрали его. Пастушок свалился в яму, больше его не видели. Лизька ушла к вольным, о ней ничего не знаю.
— Айхулы тоже нет. — Выдохнула Кхала, прижалась, оплела руками за шею. — Убили её.
— Кто?
— Не знаю. Ушла в провал, убили по ту сторону.
— Что за провал? Где это?
— Не будем о грустном.
— Как скажешь. — Пнул ногой траву, вздохнул и подумал. Почему дважды? Когда второй раз?
— У болотников.
— Что же это такое? — Не знаю почему разозлился. Отстранил Кхалу поглядел строго. — Хватит залезать в мою голову? Я не хочу.
— А я хочу. — Глядит улыбается. — Не злись. Разреши ещё немножко.
— Немножко это сколько?
— Сегодня, завтра. А давай ещё и после завтра.
— Нет. — Сказал, как отрезал. — Не хочу. Запрещаю.
— Зачем ты так? — Хмурит брови, злится. — Разреши.
— А что изменится?
— Многое. — Прячет взгляд, надула губки, вот-вот расплачется.
Обнял, прижал, вдыхаю аромат волос. Щебечут птицы, чирикают, свистят, ухают. И вдруг что-то хлопнуло, затихли птицы все разом. Эхо ударилось о кусты, разлетелось во все стороны. Ещё два хлопка качнули тишину.
— Стреляют? — Спросила Кхала.
— Да патроны изводят. — Метнулся к шалашу за винтовкой. Проверил патроны, передёрнул затвор. — Не сидится им, решили поохотиться. Оставайся здесь я быстро.
— Не торопись. За нами придут.
— Кто?
— Начались перемены. Ничего не бойся. Я всегда буду рядом.
— Ты о чём?
— Дай мне нож. — Попросила Кхала и протянула руку. Смотрит мне в глаза, не моргает.
— Какой нож?
— Тот, что прячешь в ботинке. Дай и не задавай лишних вопросов.
— Бери. — Протянул нож, присел рядом.
Срезала Кхала пучок травы, разгребла ножом золу в кострище, положила травку. Посмотрела на меня улыбнулась. Провела остриём себе по большому пальцу. Подошла и мазнула кровью по моим щекам. Шепчет непонятные слова, смотрит мне глаза, отступает к кострищу. Склонилась к срезанной траве, уронила на зелёные листья несколько капель крови. Трава скукожилась и превратилась в пепел. Гляжу и не верю своим глазам. Сгребла Кхала пепел, зажала в ладони. Между пальцев потянулся сизый дымок. Подошла, сунула кулачок мне под самый нос.
— Вдохни. — Широко улыбается, на щеках ямочки. — Открою ладонь, втяни носом.
Сделал всё как велела и ничего не почувствовал. Нет запаха, да и не дым это, пар. Обдало теплом.
— Это всё? — Спросил, а сам думаю. Снова дурачится. Мастерица на фокусы. Гляжу на неё жду ответа. Молчит, глазищами хлопает.
— Бродяга! — От кустов кричит мелкий. — Бери девку и айда за мной! Винтовку оставь.
