— Мы можем послать наиболее подготовленный и вооруженный отряд туда, — подхватил начальник охраны, — а сами сделать отвлекающий маневр у главного входа.
— Ничего у нас не получится, — проворчал Алхас. — Схуры непобедимы.
— Да? — подняла я бровь. — Почему тогда трое из них валялись сегодня днем на дороге, когда мы их застрелили? Непобедимых людей не бывает.
— Очень интересно… — пробормотал Шассу, в отличие от своего старшего родственника внимательно слушая каждое слово.
— Мы не просто сделаем отвлекающий маневр у главного входа, — продолжила я, — мы атакуем с двух сторон. На самом деле, все признаки указывают на то, что схуров за стенами прячется не так уж много. Сколько у нас готово выдвинуться?
— Около пятисот мужчин, — ответил начальник охраны.
— У них наверняка меньше. С новым оружием наши шансы увеличиваются. Сделаем так. Одна группа будет ждать у подземного хода. Мы с остальными попробуем обосноваться под покровом ночи как можно ближе к главному входу. На рассвете, как только Сшат-Ацхала погаснет, это будет сигнал для обеих групп атаковать. Я выйду одна и сообщу схурам, что сдаюсь. Когда они откроют ворота, чтобы впустить меня, вы все броситесь в этот проем и попробуете прорваться. Одновременно схурам придется обороняться против нападения из-под земли. Мы заставим их разорваться напополам и задавим числом. Шассу и Алхас тем временем проследят за подготовкой и отправкой подкреплений.
— Все равно схуры нанесут нам урон… — упрямо твердил седой советник.
— Тогда давайте настроимся на то, что это будет последний урон, который они смогут нанести, — скрипнула я зубами.
— Разумно, госпожа, — заговорил Шассу и прожег меня взглядом в упор, — но ответьте на один вопрос: ваш план, рассчитанный на отчаянную резню с обеих сторон… план, в котором задействованы ваши, я напомню, подданные… это на самом деле задумано вами ради них? Или вы делаете это все ради одного единственного человека? Сами знаете кого.
На мгновение я не нашлась, что ответить. Протурбиец с удовольствием наблюдал за непроизвольной реакцией. Алхас вскинул брови, и даже начальник охраны покосился с недоумением.
— Каждый из нас борется за то, что ему дорого, — продолжил советник, — это ведь ваши слова.
— Мои, — согласилась я, — а вы о себе можете это сказать? Если да, значит идите и помогайте общему делу. Если нет — не мешайте мне.
Знаком отпустив их восвояси, я еще долго стояла над столом и смотрела в одну точку.
Путь до Олимпа занял несколько часов. Передвигаться пришлось уже под покровом темноты, не зажигая огней, чтобы лишний раз не выдать свое присутствие. К счастью, протурбийцы знали дороги лучше меня и вполне ориентировались даже без карты. Снег скрипел под сотнями ног, бряцало оружие. Создавалось впечатление, что единый большой зверь пробирается тропами на чужие земли и уже скалит зубы в ожидании встречи с врагом, и во главе его ехала я.
Шальной кометой мелькнула мысль: представляли ли мои родные, что их дочь способна на такое? Еще каких-то полгода назад и сама бы не поверила, если бы кто-то рассказал. Я же всегда была безобидной девочкой, немного одинокой из-за развода родителей, но общительной и пользующейся уважением у друзей! Что бы они сказали, увидев меня в этот момент, закутанную в теплые меховые накидки, верхом на ездовом существе с незнакомым им названием, единственную человеческую женщину среди сотни протурбийских мужчин? Мои поступки наверняка показались бы им верхом безумия и жестокости, так же, как мне теперь казались далекими все былые студенческие радости, горести и интересы.
Я подозревала, что если бы когда-нибудь сумела вернуться домой, наладить прежние контакты оказалось бы непросто. Так же, как сложно мне было поначалу понять Кая и все, что им движет. А еще бы не пожелала друзьям оказаться здесь, чтобы все узнать на собственной шкуре. Никому бы не пожелала.
На одной из развилок от общей армии отделился и ускакал отряд, подготовленный для атаки через систему водоотведения. Проехав еще некоторое расстояние, мы остановились на окраине леса. Здесь могли не бояться, что нас увидят раньше времени. Дальше открывалась белесая от снега равнина, в центре которой темнело многоэтажное строение в виде квадрата со смотровыми башенками по углам.
Пока еще не рассвело, часть вооруженных мужчин перебежками подобралась ближе к строению и окопалась там в снегу. Они должны были первыми броситься на открывшиеся ворота и не позволить олимпийцам закрыть их обратно, пока подоспеют остальные. Убедившись, что тюрьма погружена в сон, а вокруг тихо, я принялась ждать. То и дело поглядывала на небо, хоть и знала, что ярко-красная звезда погаснет еще не скоро.
Когда предрассветный туман чуть рассеялся, а небо из темного стало светло-серым, Олимп удалось рассмотреть лучше. Стены выглядели неприступными и крепкими, первые два нижних этажа — абсолютно глухими, выше шел ряд крохотных окон, больше смахивающих на бойницы и вдобавок укрепленных решетками. Крепкие бронированные ворота надежно перекрывали въезд. Я видела, как на крыше появился часовой. Он прогулялся в одну сторону, затем в другую, но засланных нами заранее лазутчиков, похоже, не заметил.
Кай рассчитал правильно — это была настоящая крепость. Ее и строили как крепость, только с целью сдерживать тех, кто внутри, а не снаружи. Хотя… на этой планете я уже ни о чем не могла рассуждать однозначно. Брать такую крепость практически голыми руками мог только безумец… или безумно влюбленная женщина.
Наконец, Сшат-Ацхала подмигнула среди прозрачных утренних облачков — и погасла. Я повернулась к стоявшим наизготовку протурбийцам.
— Помните, за что вы боретесь. И не отступайте до победы.
Шагнув из-за деревьев на открытое пространство, я испытала легкую дрожь в коленях. Второй шаг дался более уверенно. Стараясь сохранять боевой дух, я пошла через равнину, не сводя глаз со здания тюрьмы и молясь, чтобы с Каем ничего не случилось.
На крыше снова появился часовой. Я видела, что его рука лежит на прикладе автомата, но попыток взять меня на прицел он не делал, только следил за передвижением. Остановившись в нескольких метрах от ворот, я вынула рацию.
— Это Каисса. Я хочу поговорить с Зевсом.
Шипение. Скрежет.
— Зевс слушает.
— Я пришла. Что теперь?
— Я вижу, что ты пришла.
Он замолчал, а я задрала голову и напряженно искала взглядом, откуда глава Олимпа мог бы наблюдать за мной. Все окна казались безжизненными, да и вряд ли давали достаточно обзора. Камеры? Возможно, но тогда это означало, что они замаскированы чересчур хорошо — на фасаде я не заметила ни одной.
Время шло, а рация не подавала признаков жизни, и мои нервы начали сдавать. Где-то под землей наверняка уже готовилась атака второго отряда, и мне нельзя было позволять Зевсу надолго отвлекаться.
— Что теперь? — с раздражением повторила я.
