Потом приходили журналисты. Они долго его мурыжили под жадным взглядом магната. Тот, наверняка проспонсировав операцию, уже подсчитывал будущие барыши. Наверное, мысленно благославлял тот день, когда взял под свое крыло сироту-инвалида.
Наконец, его одели в специальную робу, накачали какой-то гадостью и отправили по длинному коридору. Он медленно терял сознание, пропадая в глубоком, вязком омуте. Впервые в жизни, он не сопротивлялся этому чувству. Наоборот. Он распахнул объятья на встречу этому омуту. Последнее, что он увидел – обеспокоенное лицо молодой санитарки.
Ему снился сон.
Он летал над огромными просторами из ровного, зеленого моря. Так ему казалось сперва, а потом, приглядевшись, среди моря он различил огромные горы, подпирающее небо. Прекрасные города, настолько большие, что могли бы вместить в себя некоторые страны. В небесах парили странные животные и, кажется, даже драконы. А зеленое море оказалось лесами, долинами и лугами. Синие вены – широкими реками, больше напоминающими вытянутые океаны. А моря же – они были размером со звездное небо.
Дул ветер.
Приятный ветер.
Ветер, обещающий исполнить его единственную мечту – быть свободным.
Дурацкий, глупый сон.
Но такой приятный.
Его вернула в реальность боль. Его старая приятельница. С ней он был знаком лучше, чем со многими людьми. Его жгло и крутило. Раскаленный прут приложили к нервым, а расплавленное железо влили в каждую клеточку его тела.
– Давление растет!
– Нейроактивность зашкаливает.
– Пульс… двести пятьдесят ударов в минуту!
– Мы его теряем.
Он слышал все эти голоса откуда-то издалека. Они звучали так же приглушенно, как и крик. Далекий, почти неслышный. Так он впервые услышал свой голос. А вместе с ним, среди размытых лиц, непонятных очертаний множества приборов и зеркала, в котором отражалась его рассеченная голова, трепещущее информационное окно.
Такие он часто видел на экране своего ноутбука.
[Нейросеть активирована. Версия 0.17.6. Состояние носителя критическое!]
– Остановка сердца.
Затем все померкло. Только потустороннее ощущение. От него ему становилось смешно. Наверное, кто-то открыл двери в операционную и ветер обдувал пятки. Он раньше не знал, что это так забавно.
Глава 2
Он не был из тех, кого во время жизни интересует смерть. Что будет там, за гранью. Есть ли она вообще – эта грань. Нет, он был слишком занят каждодневной борьбой за эту саму жизнь.
Так что он не ожидал ни гарема из девственниц, ни вечного пира среди воинов, ни серафимов и золотых ворот. Только темнота. Теплая, нежная. Ему было хорошо. Он не хотел её покидать. Впервые ни тревог, ни беспокойства. Именно поэтому он был так сильно недоволен появлению белого света в конце сужающегося тоннеля.
Он хотел остаться внутри. Во тьме. Но та вытесняла его наружу. Все ближе и ближе к обжигающему кругу белого пламени.
Наконец, все вокруг затопил свет, а потом внутри, в груди, он почувствовал жжение. Он закричал. Не от боли, нет, он умел её терпеть. Просто чтобы убедиться, что он действительно живой. Вот только вместо крика, он услышал противный писк.
– Dat har herieon.
Прозвучал незнакомый, грубоватый язык. С трудом, он открыл глаза и увидел…. Непонятное, размытое, явно перевернутое черное-белое пятно. Скорее по инерции, нежели осознанно, он потянулся рукой к клавиатуре, чтобы напечатать “Что за фигня”. Но вместо этого сжал что-то мягкое. Сперва он подумал, что это чья-то рука, но, приглядевшись, опознал… палец.
Насколько же огромен был этот палец, если он держал его всей ладонью!
Стойте… погодите-ка…
[Перенастройка интерфейса. Исправление первоначальной ошибки. Возраст носителя – 35 секунд.]
Что?!
Внезапно черно-белое изображение наполнилось цветом и вернулось в норму, поменяв верх и низ. Наконец, он увидел лицо. Женское. Скорее даже, почти девичье. Ей было лет двадцать. Не больше. Густые черные волосы, затянутые в толстую косу, лежали на узком, атласном плече. Ясные, зеленые глаза светились счастьем.
Её круглое, уставшее, покрытое испариной лицо было, пожалуй, самым красивым, что он когда-либо видел. Он не видел окружающей обстановки. Ни огромной каменной палаты, украшенной бархатом и золотом. Ни расписанных стен. Ни стоящих вокруг девушек в легких, кожаных доспехах. Он смотрел только в её глубокие, теплые глаза.
Она нежно, аккуратно гладила его по щеке и приговаривала:
– Dlahi Hadjar. Dlahi Hadjar.
– Посмотри няня, – улыбалась Элизабет.
Она гладила по щеке плачущего младенца. На взмокших простынях, она теперь лежала не одна, качая ну руках новорожденного сына. Рядом суетилась няня. Она отдавала приказы закованным в латы женщинам и те убегали в глубины дворцовых коридоров.
– Милый Хаджар, – баюкала королева принца. – Милый Хаджар.
На уставшем лице блестела добрая улыбка.
– Королева, – подошла ближе тучноватая, но милая няня. – Смотрите как крепко держит.
Элизабет только сейчас заметила, что Хаджар сильно сжимает её палец. В его ясных, голубых глазах, она вдруг увидела отсвет чего-то, чего не должно было быть у младенца. Это было похоже на смятение.
– Сын?! – вдруг раздался практически звериный рев.
В коридоре послышался топот десятка ног. Распахнулись исполинские двери и в зал влетел высокий, плечистый мужчина. Одетый в золотые, просторные одежды, подпоясанные перевязью с саблей, он возвышался над своими воинами на добрых две головы.
Русые волосы лежали на плечах, а лоб пересекал кожаный ремешок с металлическими вставками.
– Король, – тут же склонилась няня.
Так же поступили и закованные в латы девушки, вернувшиеся в палату.
– Дорогой, – улыбка Элизабет стала даже ярче, чем до этого.
– У меня родился сын, брат! – король обхватил за плечи стоявшего рядом с ним мужчину.
Он был похож на короля, только еще выше и несколько старше. Черную бороду уже давно побила седина, а тяжелый меховой плащ скреплял золотой медальон.
– Поздравляю, брат, – густым басом ответил мужчина.
Король слегка потряс его и, отпустив, едва ли не запрыгнул на бескрайнюю кровать. Он обнял жену и, слегка испуганно, дотронулся до своего первенца. Тот был теплым.
– Почему он не плачет? – обеспокоенно спросил король. – Лекаря ко мне! Живо!
– Успокойся Хавер, – засмеялась королева и взглядом остановила уже сорвавшихся с места рыцарей. – Он плакал. Просто… закончил.
– Закончил плакать? – удивился Хавер. – А это вообще нормально?
