Хаджар посмотрел на свою ладонь. Он сжал пальцы в кулак, а затем снова разжал.
Этим простым и уже привычным жестом, он понял, что опять находится в реальности, а не в воспоминаниях.
То, что он увидел мгновением прежде, ими и являлось – воспоминаниями. Осколками прошлого, которое проникло внутрь сознания Хаджара вместе с силой Черного Генерала.
Вот только почему-то Хаджар ощущал их не как чужие, а как свои собственные. Только забытые. Покрытые толстым слоем пыли, а теперь очищенные и возвращенные на свет сознания.
Значит, именно так будет выглядеть его поражение Врагу? Если он сдастся, если примет Наследие и уступит, то его личность будет замещена личностью Врага? Все его воспоминания, всего его чаяния и стремления, все они…
– Ты вернулся, Мастер? – голос Абендина звучал сухо. Как ломающиеся по осени ветки в лесу под ногами идущего. – Я так долго тебя ждал… почему ты не торопился ко мне, славный генерал?
Хаджар дернулся от этих слов. Слишком свежи были в голове чужие, кажущиеся своими, ложные обрывки прошлого.
– Прости, Первый Воин, – чуть поклонился Хаджар. – Мой путь был долог.
Абендин, тяжело опираясь на секиру, поднялся со своего трона. Его балахон волочился в тумане, сливаясь с последним в некое подобие миража, внутри которого таились тени тех, кто стоял на страже темницы Абендина.
Только теперь Хаджар в полной мере осознал, что те, с кем еще недавно сражался отряд Абрахама Шенси на поверхности, на самом деле были не призванными Первым Воином слугами, а выставленными его заточителями вечными надсмотрщиками.
И те, кто пытался проникнуть в темницу низверженного бога, и кому не повезло попасть в костлявые руки, присоединялись к воинству стражей.
Исполнителей божественного наказания.
– В последний раз, – Абендин повернулся к трону и протянул руку к сиянию, исходящему из расколотой спинки. – дай мне сил, в последний раз.
Сияние дрогнуло. Закружилось ворохом оранжевых искр и, слитным потоком, втянулось внутрь ладони.
Под мертвенной кожей Первого Воина вены засветились жидким золотом. Прямо на глазах Хадажра то, что еще недавно представало в образе мертвого старика, стремительно преображалось.
Плечи Абендина расширялись, сам он становился все выше и выше. Седые волосы рыжели и, самостоятельно сплетаясь в косы, опускались до самых ног.
То, что еще недавно выглядело рваным балахоном, теперь предстало в образе кожаных штанов с поясом в виде стальных блях. И точно такие же бляхи, только большего диаметра, покрывали могучий, бугрящийся торс, Древнего.
Абендин с наслаждением втянул воздух широкими, похожими на лопасти мельницы, ноздрями.
– В последний раз, – повторил он и взмахнул секирой.
Туман, стелющийся под ногами, последовал за этим взмахом. Уплотнившись, он не предстал в образе хищного звери и не стал олицетворением секиры.
Нет, это была просто «волна тумана». Но при этом в ней содержалось столько силы и глубочайших мистерий, понимания не только пути Секиры, но и чего-то куда как более значимого и непостижимого.
Хаджар не осознавал и тысячной доли того, что содержалось в простом взмахе… бога. И, без всяких сомнений, даже будь он в тысячу раз сильнее, чем когда вошел в лабиринт-темницу, то еще до того, как туман коснулся его тела, исчез бы, не оставив после себя ни атома тела и ни капли души.
Но…
Черный плащ окутал его плечи, а грудь прикрыла синяя броня. Туман ударил о неё и расплылся мутным маревом.
Густобородый, рыжеволосый воин стоял посреди лесной опушки.
Напротив него возвышалась скала. Такая же широкоплечая, выше на полголовы, закованная в сталь. Тяжелые латные доспехи синего цвета, с изображенным на груди птицей Кецаль и драконом, сверкали на солнце каплями утренней росы. Позади, за спиной, на ветру грозно реял черный плащ. Будто оживший лоскут первозданного мрака, он с жадностью пожирал лучи заходящего солнца.
– Эпохи не пощадили тебя, – прогремел расколовшимся ледником голос Абендина. – ты изменился, Мастер. Изменился сильно… но я чувствую, что это все еще ты. Так что исполни мое желание и давай сойдемся в битве так, будто завтра уже не настанет.
С этими словами, Абендин оттолкнулся и сорвался в стремительном рывке… если так, конечно, можно было описать движения бога-воина.
Глава 1300
Как сражаются и умирают боги… родись Хаджар писателем, то назвал бы так книгу, которую хотел бы сделать своей последней.
Но Хаджар вырос простым воином, далеким от философии и поэзии. Так что в рывке Абендина он не увидел ни низвергавшегося неба, ни пожара звезды, раскаленной внутренним пожаром. Ни танца секиры, в которой сосредоточилось больше тайн и смысла, чем в трактате самого прославленного из мудрецов.
Это были движения бога. Его бой. И смертному было не понять чаяний души обвенчанного с вечностью.
Все, что увидел Хаджар, это рывок такой силы и скорости, что окажись перед Абендином все воинство Региона Белого Дракона, включая Хозяев Небес и воинов Семи Империй, то от них не осталось бы и следа. Более того, не осталось бы этого следа ни от одной столицы и Рубинового Дворца, поставь их в ряд перед Абендином.
На мгновение Хаджару даже показалось, что это не Древний сорвался в столь могучем по силе рывке, а мир вокруг него, когда как сам воин остался стоять на месте.
Но наваждение исчезло.
Секира врезалась в подставленный меч. Алый Клинок высек красные и черные искры, когда широкая сталь вгрызлась в него. И в каждой этой искре содержалось огня больше, чем в жерле проснувшегося вулкана.
Одна из таких могла спалить Даанатан. Две – Рубиновый Дворец. А пять – целую Империю.
Земля вокруг ног Хаджара задрожала, загудела, а затем взорвалась настоящим землетрясением.
Лесная опушка, на которой они стояли, превратилась в огромной лесной массив. Но лишь затем, чтобы мгновение спустя обернуться безжизненной каменной долиной. Горными цепями, подпирающими небо и ущельями, столь глубокими, что не услышишь эха падающего камня.
И все это – от одного удара Абендина.
Сила бога… сила тех, против кого Хаджар объявил свой крестовый поход.
– Давай же, Черный Генерал! – взревел Первый Воин. – у меня не так много времени, так что не стой столпом!
Абендин разорвал дистанцию и заранее принял защитную стойку. Он расставил ноги в сторону и выставил перед собой секиру. Он ждал когда его противник нанесет свой удар, чтобы искупаться в его мощи и силе.
Чтобы отразить его и доказать себе, что он все еще жив, что все еще что-то может, что Дергер так и не смог отнять самого главного – его воли.
Это не было поединком в привычном понимании этого слова. Хаджар не ощущал тех чувств, что пьянят когда бьешься со своим врагом.
