И Хаджар шел. С каждым шагом, через тьму и мрак, он чувствовал, как тропа становиться все тоньше. Как она осыпается песчаным замком, не выдержавшим натиска приливного прибоя.
Хаджар побежал. Все быстрее и быстрее. Тьма цеплялась за него липкими жгутами, а свет маленьких огоньков все тускнел и тускнел. Пока, вдруг, тропа не обвалилась под его ногами. Лишь в последний момент он умудрился зацепиться за край некогда крепкого моста.
Именно моста.
Там, где он уже прошел, красовался мраморный мост, который затем переходил в деревянный, но все еще крепкий, а под конец – толи в бумажный, толи в тканевый настил, дрожащий над бескрайним мраком.
– Отпусти, – прошептал голос в голове. – Все это ненужно тебе…
Хаджар держал. Не отпускал.
– Не нужно богу… оставь мирское… поднимись выше… узри свой закон… стань единым… стань неразделимым… отринь оковы… обрети свободу…
Вися над пропастью, Хаджар смотрел на странный мост. Если не приглядываться, то он выглядел единым сооружением, но чем ближе, тем отчетливее становилось понятно, что это лишь мозаика.
Сложный узор, сложенный из множества его воспоминаний. От самого первого вздоха в том далеком мире, где башни из стекла и стали подпирают небо, до последнего рывка в живой мрак, окутавший потолок темницы Абендина.
Это был его жизненный путь. Тот, что он преодолел. Тот, где не оступился и не свернул. Прошел до самого конца.
– Это все людское… – шептал голос. – мирское… отпусти. Бог не может быть окован…
А затем голос стих. Что-то его заглушило.
Что-то подняло Хаджара. Поставило его обратно на путь.
Что-то огромное и непостижимое.
Что-то, сидящее среди трав и холмов, над ручьем, бегущим через долину.
Хаджар заозирался по сторонам. Он уже был здесь однажды.
– Ты снова пришел, юный ветер, – старик, в простых одеждах, играл на лютне. Его густые, седые волосы, струились по ветру, а в ясных глазах отражалось все небо. – И опять чуть не оступился.
– Борей, – узнал Хаджар духа Северного Ветра, одного из тех, кто был даже древнее чем Сидхе. – Но как я…
– Дороги Безымянного Мира хитры и сложны, – перебил Борей. – и даже не сделав по ним шага, ты можешь прийти туда, куда не ожидаешь, но оказаться там, где должен.
– Тот голос…
– Не слушай его, – дух Северных Ветров перебирал струны узловатыми пальцами, высвобождая звуки, которых Хаджар еще никогда не слышал. – чтобы он не говорил тебе, не слушай. Иди лишь своим путем. Только тогда, куда бы он тебя не привел, ты сможешь быть уверен в том, что действительно жил. Только так ты сможешь добраться до места, куда направил свои стопы.
Хаджар замотал головой. Как и всегда, при разговоре с одним из Древних, он не понимал, что ему хотят сказать.
– Это был Яшмовый Император? – спросил Хаджар.
Борей лишь улыбнулся.
– Ты пришел, чтобы увидеть свой закон, – не спрашивал, а утверждал старец. – но еще слишком рано, юный ветер. Звезда родиться лишь тогда, когда должна. И свой закон ты узришь лишь тогда и… если будешь готов… сможешь стать… готов…
Борей говорил почти так же туманно, как и Древо Жизни.
– А ты, падший, – старец вдруг взглянул за спину Хаджару. Тот силился обернуться, но не мог. Что-то удерживало его на месте. Но краем глаза он видел тень в черном плаще и одну единственную седую прядь. – Хотел перехитрить порядок вещей? Даже тебе, о Великое Бедствие, не удалось одолеть законы Неба и Земли. Юный ветер пройдет тот путь, что ему отмерен. Если пройдет… и ты не сможешь ему в этом помочь. Никто не сможет помочь…
Тень исчезла.
Затем исчезла долина холмов и ветров.
Исчез и Борей.
Хаджар держал в руках туманный, черный меч.
Он был воткнут в грудь Абендину.
И Первый Воин, задыхаясь, постепенно терял заемные силы, вновь превращаясь в сухого старика.
Глава 1303 (Финал 14го тома)
– Это была… славная битва… Хаджар, – шептал Первый Воин.
Они стояли посреди простой пещеры, а вокруг их ног клубился серый туман. Расколотый трон стоял позади и Абендин лежал на его ступенях.
Не было ни горного плато, но леса, ни долины… лишь темница, которую древний бог так и не смог покинуть.
Меча и секиры Хаджар тоже не обнаружил.
Единственным свидетельством битвы оставалась жуткая рана на груди бога. Но из неё не падало капель крови. Наоборот, из неё что-то поднималось все выше и выше к далекому своду. Серебристое, слегка мерцающее. Хаджар даже подумал сперва, что это простой пылевой столп, но…
– Ты знаешь, как меня зовут? – он опустился рядом с Первым Воином и приподнял его неожиданно легкую, беловласую голову.
– В хорошей битве… ты всегда… узнаешь своего противника, – слова давались Абендину с трудом. Силы уже почти оставили его. – ты не Мастер… ты не Враг.
– Прости, я…
– Нет… не проси прощения… смертный, – взгляд бога затуманивался. – принять смерть от рук смертного… достойно… поэтов.
Хаджар молчал. Он взял ладонь Абендина в свою и сжал. Боги, люди, звери… какая разница кем их сделала природа, если их объединяло одно – они рождались одни и умирали одни.
Но когда твою руку держит кто-то другой, то, может, умирать не так страшно. Во всяком случае, так Хаджара научил Медведь Догар.
Если ты ничего не можешь сделать, чтобы облегчить боль солдата, то просто сожми его ладонь и будь рядом, когда серый жнец придет за своим.
– Я просто хотел… немного… пожить, – хрепел Абендин. – лишь чуть-чуть… самую малость… ощутить себя… живым.
– Ты жил, Первый Воин, Абендин.
– Наве…рное, – хватка бога ослабевала. – Все, что обозримо, то не вечно… – Хадажр вздрогнул. Он уже слышал эту фразу. – Лишь истинно настоящее – незримо. Все остальное – иллюзия… Когда придет твой час, вспомни об этом…
И это стали последние слова бога, хотевшего стать смертным и принявшим свою смерть от рук смертного.
Хаджар поднял легкое, как перышко тело и посадил его на сломанный трон.
– Хаджар? – позади прозвучал знакомый голос.
Хаджар обернулся. Держась за края пещеры, перед ним стояли все еще приходящие в себя Иция и Тенед. Целые и невредимые.
Хотя…
Теперь Хаджар знал, что в любом случае, Абендин не причинил бы им вреда. Он бы пальцем не дотронулся до смертных… он просто обманул Хаджара, чтобы тот принес ему столь вожделенный дар – свободу. Пусть та и обманчив выглядела смертью.
– Кто это? – Иция указала за спину Хаджару. – Это из-за него на поверхности столько немертвых.
