«Антоний подскочил, чтобы поддержать меня, и, выждав необходимое время, которое мне полагалось для того, чтобы оправиться от испуга, я сказала, что это хорошее предзнаменование для первой нашей встречи — он как мужчина поддержал слабую женщину... Он не подозревал, конечно, предзнаменованием чего это является на самом деле: с помощью разных уловок и трюков я смогу управлять им всю оставшуюся жизнь».
Если быть слабой — и очаровательно, и пристойно, то сильные и независимые женщины должны по необходимости скрывать свой характер. Как заметила драйденовская Клеопатра восемью годами ранее, ей приходится быть притворщицей.
Понятие «слабой женщины» включает в себя также представление о том, что центром жизни и вселенной для женщины должны быть её взаимоотношения с мужчинами. Агриппа у Седли оплакивает несчастную участь Клеопатры, которой приходится заниматься столь неженским делом, как управление страной:
Женщинам должно сидеть в тени на корме.
Смелый отважный моряк везёт их и правит корабль.
Другими словами, женщина, бедное беззащитное создание, не может обойтись без защитника-мужчины, как улитка без раковины. Заполучить такого покровителя — это должно составлять основной смысл их жизни, их главную задачу. Основной вопрос, который волнует большинство создателей историй о Клеопатре в XVII—XVIII веках, — это простой вопрос о чувствах: «Может ли Клеопатра быть верной в любви?» Это волнует всех: Деньела фон Лохенштейна, Жана Мэйре, Исаака де Бенсерада, Лакальпренеда, Джона Флетчера, Томаса Мэя, Генри Брука, Седли, Драйдена и Фильдинга. Основной смысл жизненной драмы Клеопатры — драмы женщины, которая бросила вызов Риму и претендовала на то, чтобы стать царицей всего известного в её времени мира, сводится авторами либо к её душевным мукам по поводу обвинений со стороны Антония во флирте с посланцем Октавия, либо в терзаниях после смерти Антония — соблазнять ей Октавия или остаться верной памяти ушедшего возлюбленного.
«Какое мне дело до Египта!» — восклицает Клеопатра у Драйдена. Её бросил возлюбленный, он оставил её ради другой женщины, уехал жениться на Октавии. Подавленная горем Клеопатра оплакивает свою женскую долю: «Моя жизнь, моя душа! Всё потеряно... Теперь и поцелуи и объятья — всё её!» В пьесах того времени мужчины — Октавий, Меценат и Агриппа, Вентидий и Долабелла — обсуждают всерьёз государственные вопросы, борются между собой за власть, в то время как Клеопатра занята лишь личными переживаниями. В пьесе Генри Брука (1703—1783) Клеопатра предстаёт типичнейшей пустышкой, подобной воображаемым посетительницам вплоть до недавних времён существовавших дамских магазинов, — её интересуют лишь платья да кулинарные рецепты, но отнюдь не дела государственной важности. Донесения, прибывавшие к ней из разных концов империи, она использовала «для завивки локонов или отдавала повару как обёрточную бумагу». Клеопатра в драме «Всё за любовь!» отсылает Антонию рубиновый браслет, украшенный вензелем переплетённых сердец. Ничто, кроме сердечных дел, её не интересует, единственный смысл её жизни — любовные переживания.
Одно влечёт за собой другое. Будучи полностью поглощена делами любви, Клеопатра неизбежно является эротичной, а поэтому она может быть только жертвой. Она живёт только ради любви, и, когда по ходу действия пьесы Драйдена Антоний временно покидает её, она остаётся беспомощной и безутешной. Вся сила её заключается в сексуальности и эмоциональности, да и тех у неё немного. Как с усмешкой говорит Агриппа, даже боги теряют силу, порабощённые любовью:
Влюблённый бог! Нет сил и с нимфой сладить!
Чтоб богом стать опять, страсть надобно изгладить.
Это следовало сделать Антонию после своего поражения, но он пошёл ложным путём и погряз в пустом женском мирке. Клеопатра же обречена пребывать в сём пустом мире по необходимости, поскольку она женщина. В пьесе Колли Сиббера «Цезарь в Египте», впервые представленной на сцене в 1736 году, Клеопатра обнаруживает, что её привлекательность не действует на возлюбленного. Она горестно жалуется на Цезаря: «Он весь в честолюбивых мыслях! Красота ему — лишь развлеченье в час безделья!» Ясно, что женщины такого рода, какой предстаёт перед зрителем Клеопатра, — пустая забава для мужчин, просто развлечение в часы досуга, игрушка на непродолжительное время. Их хладнокровно отбрасывают, когда это время истекает.
Некомпетентная в государственных и практических делах, интересующаяся лишь тем, как найти и удержать при себе мужчину, Клеопатра в драмах XVI—XVIII веков часто ведёт себя подло, поскольку женская слабость обычно приводит к моральной деградации. Драйден извиняет поведение её и Октавии, когда они сцепляются как кошки, готовые выцарапать друг другу глаза из-за Антония, «поскольку в конце концов, хотя одна из них римлянка, а другая — царица, обе они — женщины». Частое появление Октавии в этих пьесах не случайно. В средневековых легендах она не включалась в сюжетную линию, но в драмах этого времени, когда женский характер и женская роль в обществе уже имеют значение, она часто вводится в действие как альтернатива Клеопатре и воплощение тех качеств, что необходимо иметь каждой женщине.
Октавия, как историческое лицо, принадлежала к римской аристократии, была умна и образованна, покровительствовала искусству. Известно, что Меценат и Витрувий были её друзьями и протеже. Все эти черты её реального характера полностью игнорируются постренессансными драматургами и писателями. Её превращают в некую образцовую матрону. Анонимный автор XVII века описывает такой образец женщины в следующих стихах:
Служит жёнам украшеньем верным
Целомудрия зарок нелицемерный,
Преданное мужу послушанье,
К чадам нежным чуткое вниманье.
Вымышленная Октавия, безусловно, должна быть невинной. В пьесе Сэмюэля Брендона неискушённость Октавии столь велика, что она с трудом может поверить, что муж ей изменил. «Разве он не поклялся быть верным во время свадьбы?..» — недоумённо спрашивает она.
В пьесе Седли Октавия пытается покончить жизнь самоубийством, когда Меценат сообщает, что влюблён в неё (Седли делает из традиционной истории любовный треугольник). Безупречная, как всегда, она не желает жить, поскольку услышала «слова любви, что плохо для моего Антония».
Октавия безоговорочно предана мужу. Сэмюэль Брендон характеризует её как женщину, «которая не знает, что такое непослушание». В трагедии Жана Мэйре «Марк Антоний или Клеопатра», опубликованной в Париже в 1637 году, с Октавией, «этой героической душой, красивой и скромной», обращаются в Александрии с презрением (что подчёркивает её скромность), почти как с рабыней. Антоний встречает её только для того, чтобы сообщить, что он навсегда останется с Клеопатрой. После чего Октавия говорит, что она будет любить его всю жизнь, но и не ожидает, что он к ней вернётся. Как и брендоновская Октавия, она озабочена лишь судьбой своего мужа, поступки которого ведут его прямо в ад, а её цель — лишь спасти его. Она обнимает колени Антония, уверяя, что ни в чём перед ним не провинилась, хотя он её и бросил. Она подчиняется безропотно всем его приказаниям, не перечит, никогда не задевает Клеопатру, так как боится обидеть человека, который так дорог её мужу. И за всё это она не заслуживает никакой похвалы, потому что, как сообщает сама Октавия, она всего лишь выполняет долг, «который Гименей накладывает на верную жену». Видя такую самоотверженность, современный читатель даже начинает сочувствовать в чём-то Октавию в пьесе Седли, который, не обладая тонкой чувствительной душой и не ценя подвиг сестры, насмехается над Октавией: «Что ты виляешь задом и тщишься взять его добротой, он-то уже не твой». На что Октавия вскоре даёт такой ответ: «Жены... должны быть покорны мужьям, даже неправедным. Ибо мужчины рождены для свободы, а мы — для послушания. Смелость и мужество — их стезя, тогда как наша — воздержанность».
