Чужой голос. Чужие руки. Чужие слезы за стеклами больших очков, когда она смотрела и оплакивала меня.
– …почему ты… держись, я иду…
Это видение было достаточно поэтично, так что я закрыла глаза и не возражала.
Металл.
Скрежещет.
Двигается.
Что-то происходило. Я открыла глаза и увидела холодную металлическую гробницу. Что-то грохотало вокруг меня, подо мной. Что-то двигалось? Или я? Раздался очень знакомый рев. Я поморгала и огляделась.
Железный Вепрь. Точно такой же, как украденный мной. И его пилот тоже был точно таким же, как тот, которого я украла. Кэврик сидел в кресле за штурвалом, время от времени оглядываясь на меня и шевеля губами, произнося слова на непонятном мне языке. Рядом с ним беззвучно плакала Лиетт, вертя в руках чернильницу и перо. Конгениальность свернулась калачиком в углу, бросила на меня один заинтересованный взгляд, прежде чем снова закрыть глаза и задремать. Я повернулась к Кэврику, пока он снова не сосредоточился на управлении. Но его губы все еще двигались, все еще говорили.
– А было такое ощущение? – звучал чужой голос. – Когда он тебя порезал?
В поле зрения попала металлическая скамья у борта Железного Вепря. Я не знала человека, сидящего в тени.
Но я узнала его.
Дорогая одежда и изящная фигура выдавали в нем империала, аккуратно выточенный экземпляр человека, который смотрел на меня с тем беспристрастием, с каким богатый наблюдает за смертью бедняка. Но в изменчивой темноте механической машины я видела недостатки, несовершенства, разрушающие безупречный фасад аристократического недовольства.
Его выдавал кремнистый блеск глаз, не такой острый, не настолько заточенный. В нем было слишком много удовольствия, как бы он ни пытался его скрыть. И ухмылка…
Его ухмылка сияла начищенной латунью.
– Все довольно похоже, если подумать, – произнес он. – Это ведь не раны болят, верно? Сэл Какофонию простыми ранениями не остановить.
Мой взгляд метнулся к Лиетт. Она не поднимала глаз от своих чернил. Кэврик не отрывался от управления. Никто из них не видел этого человека. Не слышал его голоса.
– Думаю, это знание причиняет боль, – продолжил он. – В конце концов, кровь есть у всех, да? Это единственное, что у нас в изобилии и с чем мы так легко расстаемся. Потеря крови убивает простых людей. Потеря цели… ну, это убивает таких людей, как мы. Осознание, что ты потерпела неудачу, что, несмотря на все причиненные страдания, ты не смогла убить его, – он усмехнулся, изо рта посыпалась зола, – это знание должно ранить так же глубоко, как и то, что Джинду всегда любил мечту больше, чем тебя.
– Остальные мертвы. – Голос казался глухим и далеким. – И дети в безопасности.
– Что? – Голос Лиетт звучал еще дальше, когда она склонилась надо мной. – Она разговаривает. Притормози. Мне надо…
Может, она еще говорила, я не знала. Я смотрела сквозь нее на ухмыляющегося человека.
– Простые люди довольствовались бы этим, – сказал он. – Они могли бы спокойно спать и видеть сны о благодарных детях и злодеях, которым пришел конец.
Он обратил на меня взгляд.
– Но это просто побочный эффект, верно? Просто позолота на истинном призе. Смерть. Кровь. Месть.
– Нет, – прохрипела я.
– Нет? – Он посмотрел на меня сверху вниз; его рот приоткрылся в яркой улыбке, озаренной пламенем. – Тогда почему ты так готова умереть?
– Прекрати! Она истекает кровью, – крикнула Лиетт. – Я кое-что попробую. Держись, Сэл, просто держись, чтобы я могла…
Ее голос исчез.
И я тоже.
Запах кофе.
Крови.
Птичьего дерьма.
Я открыла глаза и обнаружила царапающее меня перо. Раны, тело, почти вся кожа были покрыты чернилами Лиетт, пока ее руки выцарапывали вокруг меня знаки. Конгениальность, с полным клювом крольчатины, посмотрела на меня и вернулась к поеданию добычи. В тени Железного Вепря горел огонь, над ним стоял кофейник.
Под глазами Кэврика залегли тени. Как долго мы ехали? Какой сейчас день? Он нервно расхаживал по помещению, указывая рукой в темноту. На горизонте продолжали вспыхивать орудийные огни, огненные заклинания. Буйная радость недалекой битвы. Он выговаривал Лиетт, но я не могла расслышать. Она закричала на него в ответ, не сводя с меня глаз. Я не слышала их.
– Она немного неловкая, да? Но я об этом слышал.
Мужчина с горящей улыбкой стоял над ней, аккуратно сложив руки за спиной, глядя поверх плеча Лиетт, изучая мои раны. Его улыбка была полна гнева, когда он смотрел, как моя кровь капает ей на руки.
– Но только рядом с тобой. Подозреваю, именно поэтому ты так бесишь и одновременно ее очаровываешь, – сказал он. – Никто больше не может заставить ее действовать так поспешно и так опрометчиво. Все остальное дается ей очень легко. Но не ты. Иметь и такую власть, и того, кто с легкостью может ее отнять…
Он моргнул и рассмеялся. Изо рта посыпался пепел.
– Ты, конечно, знаешь, каково это.
Лиетт даже не взглянула, когда он опустился на колени рядом со мной. Он смотрел на меня, сквозь меня высеченным из кремня взглядом, впиваясь в мои раны и разрывая их, разрывая меня на части, пока не увидел то, что скрывалось под кожей, шрамами и кровью.
И это его не впечатлило.
– Ты, наверное, видела тысячу захудалых опер, где злодеи в масках орут о туманном понимании власти, да? Какая-то магия, какое-то оружие, что-то, что даст им власть. Но мы с тобой оба знаем, что такое настоящая сила, не так ли?
Пока он говорил, изо рта у него валил дым.
– Сила – это одно слово, – прошептал он сквозь пепел. – Слово, которое заставляет воина бояться того дня, когда оружие подведет его. Оно заставляет мага видеть тщету всего, чего он достиг. Оно искажает ум ученого, заставляя страшиться собственного знания. Оно заставляет крестьянина бросать посевы гнить из-за страха выйти на улицу. Оно превращает нежных в жестоких, а жестоких заставляет убегать в ночь.
Он поднял руку и положил мне на лицо. Внутри меня что-то кричало от обжигающего прикосновения, но эта часть была задушена, погребена под слоем онемения и боли. Он провел пальцем по моей челюсти вниз, к воротнику, задумчиво дотронулся до шрама.
– Но опять же, – шепнул он, – ты и это знала.
Он встал, сложил руки за спиной и подошел к Кэврику. Они вместе смотрели на горизонт. Ночное небо было усеяно звездами войны – вспыхивали пушки, грохотали ружья, сверкали молнии, горели костры. Кэврик беспокойно переминался с ноги на ногу, наблюдая, как огонь битвы расползается по земле.
Мужчина просто смотрел и скучал. Он видел сотни войн до того, и вряд ли эта могла сравниться с ними.
