Я долго смотрела на имя. И вдруг перестала его узнавать. Оно походило просто на набор букв, как… указатель. Как будто я просто видела его форму и по ней определяла свое место.
И теперь, когда он исчез… я не знала, что чувствовать, глядя туда, где он раньше находился. Но в следующую секунду остался только обжигающий огонь на бедре. Я знала, что не одна.
До слуха донесся шепот ветра и тихий стон стали. Почувствовала, как холодный кончик лезвия уперся мне в затылок. Я повернулась, увидела лезвие в дюйме от горла и по черному клинку подняла взгляд до пары черных глаз, которые когда-то знала.
Джинду смотрел прямо на меня.
Забавно, люди всегда запоминаются частями. Глаза, руки, улыбка. Но когда смотришь на них во плоти, они кажутся незнакомыми. В моей голове Джинду всегда был идеальной улыбкой, сияющими глазами и сверкающим мечом. Ничем иным. Но передо мной стоял живой мужчина. Мужчина с напряженными руками и растрепанными волосами, грязный и сутулившийся. И дрожащий.
Я почувствовала холод его меча, когда он коснулся моего горла. Но даже не моргнула. Это был не тот мужчина, что приходил ко мне во сне, – последнее, что я видела в темном месте.
Однако этот мужчина, кем бы он ни был, мог меня убить.
– Враки, – тихо и хрипло спросил он. – Он…
Я медленно кивнула.
– Так и есть.
Его передернуло. Я видела, как напряглись его пальцы, пытаясь удержать клинок, ставший вдруг слишком большим.
– Он… – Джинду помедлил, сглотнул, – он что-нибудь сказал?
– Сказал, – ответила я.
Затаив дыхание, он спросил:
– Что? – После долгой паузы Джинду шагнул вперед, заставляя меня отвести подбородок от его клинка. – Что же он сказал?
Я не двинулась с места. Не моргала. И ответила уже не шепотом.
– Это неважно.
Дерьмовые последние слова. Думала, скажу что-то более эпическое. Чтоб от этих слов у зрителей белье намокло, когда они будут смотреть оперу моей жизни, как раз перед занавесом. Но чтобы их правильно прочувствовали. И пусть это будет последнее, что я скажу перед тем, как меч меня пронзит. Нормально.
Лиетт жива. Кэврик жив. Враки мертв. Все не так уж плохо. И вполне естественно, что все закончится, как и началось. Клинком Джинду. Моей кровью. Я закрыла глаза. Я ждала.
И услышала, как упал меч.
Глянув вниз, я увидела, как он мерцает в грязи. Человек передо мной отступил, его руки так тряслись, что не могли удержать порезавший меня меч. Его взгляд метался, не в силах остановиться на мне. Но всюду, куда бы он ни отводил глаза, он видел тела, развалины, кровь, пролитую Враки.
Враки, за которым он следовал.
Враки, ради которого он предал меня.
Враки, который лежал в бедном подвале в луже грязи, и все планы его пошли прахом.
– Как же так? – Взгляд Джинду шарил по далеким развалинам Нижеграда, как будто среди руин он надеялся отыскать ответ, которого не знал. – Он должен быть спасти нас… должен был все наладить… он говорил мне.
Его руки тряслись, нуждаясь в клинке, в оружии, которое все исправит. Но нащупали только череп, сжали виски.
– Я сражался ради него… я убивал ради него…
Я наблюдала, как он рухнул на колени и стал шарить в грязи, пытаясь найти ответы, которые раньше давал ему Враки. А теперь, когда он был мертв и не оставил после себя ничего, Джинду даже не знал, что за вопрос. А я молча смотрела на него, не зная ответов.
Но у кого-то был ответ для меня.
И он горячо прошептал его.
Почти бессознательно я потянулась к нему. Он, словно только этого и ожидая, прыгнул мне в руку. Какофония кипел, хихикая в предвкушении, когда я подошла к Джинду и нацелила револьвер ему в голову.
– Я уничтожал, – прошептал Джинду. – Империум, магов, все… я предавал… я сражался. Ты…
Прерывистое бормотание превратилось в фоновый шум, еще один порыв ветра, потрескивание огня. Пустое нагромождение слов, разрушенное щелчком взводимого курка.
– Салазанка.
Пока он не произнес мое имя.
Я не была готова увидеть его глаза, неприятно яркие и ясные, смотревшие прямо на меня. Я не была готова удивляться, что все это время, пока я видела его во снах, он наверняка видел меня. Не была готова к тому, что он увидит меня такой. Кем я была в его снах? Препятствием? Тенью? Просто коллекцией сожалений, облеченных в человеческую форму? Я не знала. Но сейчас, когда он смотрел на меня, его взгляд был таким, как раньше, и я знала, что он видел.
Женщину. С седыми волосами. Всю в пыли. Татуировки обвивали ее руки. Тело украшали шрамы.
Оставленные им.
– Я… я не могу.
И взглянув на него, стоящего в грязи без оружия, я тоже увидела. Не скажу, что это было что-то сладкое и удовлетворяющее, как настоящая любовь или подобное дерьмо. Я просто увидела мужчину. Которого знала, когда еще помнила себя счастливой.
Мужчину, подле которого я стояла, с которым сражалась, кричала на него, вопила. Человек, который был рядом, когда у меня еще было небо вместо шрамов.
Последняя часть моей жизни, которая когда-то была нормальной.
Рука дрожала, револьвер пылал. Дыхание перехватило. Я смотрела на него, пока не перестала понимать, что вижу перед собой. Когда он исчез, остался лишь клочок голой земли…
Я его отпустила.
Оставшись один на один с гаснущими огнями, холодным ночным небом и револьвером, горящим в руке. По руке прошла судорога, пронзила до кости. Какофония беззвучно ревел под кожей, пронзая сухожилия горящими ножами. Разумеется, он был недоволен. Эта смерть была единственной причиной заключенной между нами сделки. А я так просто отпустила его. Боль его гнева пронзала руку, не буду врать, но когда я думала, нажать ли на курок, когда думала, взять ли самый последний клочок моей нормальной жизни и выбросить его на ветер…
Ну, я уже говорила ведь. Это не самая сильная боль, мной пережитая в ту ночь.
– Почему?
Эта боль пришла вместе с голосом Лиетт.
И когда я повернулась посмотреть на нее – ее лицо было перепачкано в пепле и грязи, одна линза очков треснула, так что она смотрела на меня огромными расколотыми глазами, – я подумала, что могу умереть.
– Он был у тебя. – Она выталкивала слова из горла, как будто они были острыми бритвами. – Он был у тебя прямо тут… и ты его не убила.
– Ты вернулась. – Я не хотела, чтобы это прозвучало так обвиняюще.
– Разумеется, я вернулась. – Она вовсе не хотела, чтобы прозвучало так сердито. – Как же, блядь, я могла не вернуться? Я всегда возвращаюсь. Как и ты. И ни у одной из нас не хватает достоинства умереть, чтобы второй прекратил возвращаться.