Лиетт ушла. Кэврик – тоже. Ушел Джинду, имя, от которого у меня ныли шрамы, кошмарный сон, который я не могла прогнать. Гальта ушла. Тальфо. Враки…
Я не знала. Я не знала, куда он ушел. Его не оказалось там, где он должен был быть, где я должна была его убить, где я должна была спасти его жертв. Я не знала ни где он, ни как его искать, ни как… как…
Я не помнила, когда упала на колени. Когда охрипла от смеха. Когда по щекам и шрамам заструились горячие слезы.
Страх меня покинул. Бурлящий в крови поток, что в темноте туннелей заставлял мои ноги двигаться и сердце колотиться, просто-напросто… вытек, словно кровь из раны. И с ним – ненависть, печаль, злость. И когда все они исчезли, внутри не осталось ничего. Не за что держаться.
Незачем вставать.
Какофония выпал из руки, вдруг став неподъемным. Голова налилась тяжестью, запрокинулась, и я взвыла в ночь. Все равно пустота. Словно сил не осталось даже на крик.
И я задумалась, так ли все будет, когда я вычеркну из списка последнее имя, когда всажу последнюю пулю в последнюю голову. Все это время я верила, что после у меня что-то останется – дом, который я назову своим, и кто-то в нем. Но что, если вот оно? Все? Некого застрелить, не за кем охотиться, некого убивать.
Что, если все это лишь пустота?
Я ощутила тепло. Опустила взгляд. Из бока сочилась кровь. Рана опять вскрылась. Из-за Скрата? Или падения? Я не помнила. Не помнила, когда кровь успела обагрить мой живот. Я знала, что раной надо заняться, залатать ее, но не помнила как.
Я поднялась на ноги, хоть не чувствовала их под собой. Развернулась к горизонту, хотя почти не видела его за темнотой в уголках глаз. И пошла дальше.
Хоть и не видела в этом смысла.
Боль способна замедлить время. Она может украсть у тебя часы, дни, годы жизни – когда ты либо ее страшишься, либо ждешь, когда она уйдет. Поэтому я не знала ни сколько прошла, ни где оказалась, когда вновь раздался вой.
– Сэл…
Далекие голоса на ветру звали меня по имени, отражаясь от стен кружащей сажи и грязи.
– Сэл.
Значит, вот куда я направлялась. К голосам, которые звали меня к черному столу, ответить за все преступления, предстать перед ними.
– Может, блядь, подождешь?!
Правда, они были ужасно грубыми.
Краем глаза я заметила движение. Сквозь вихри ко мне приблизилась огромная тень. Я приготовилась, ожидая, что сейчас меня унесет какой-нибудь жуткий дух.
Дух, наверное, не смердел бы так сильно.
Ко мне величавой походкой подобралась Конгениальность. Остановилась, склонила голову набок, рассматривая меня. В птичьих глазах не отражалось эмоций, но я готова была поклясться, что смотрела она почти осуждающе.
А этого я точно не собиралась терпеть от птицы, которая бросила меня, потому что погналась за сраной индейкой.
– Сэл!!!
Голос звучал издалека. Фигуру окутывали тени. Но я знала его походку, бодрый шаг человека, который не боится выглядеть недостойно. Он вынырнул из пелены, размахивая руками; на его лице, измазанном грязью и потом, отражалась тревога.
Кэврик все-таки остался.
– Отыскал… птицу… – Он затормозил, хрипло дыша, и указал на Конгениальность. – Не смог найти тебя… и Лиетт. Вепрь исчез… последовал за птицей. Не знаю, что стряслось. – Он уставился на огромную рану в моем боку. – Ох, чтоб меня. А что стряслось?!
Я посмотрела на Кэврика. Улыбнулась.
И рухнула на него.
37
Алый Путь
Знаю, что ты думаешь.
«Ей-богу, она постоянно вся в ранах, нужно же носить доспех!»
И на это у меня два ответа.
Первый: иди-ка на хер, я выгляжу феерически.
А второй?
Заметь, у всех, кто пытается меня убить, есть нечто общее. Помешанные революционеры с мощным оружием, люди, которых превращает в огромных чудовищ безумный бог, маги, умеющие заставить тебя видеть призраков, и существа, способные поймать пулю лицом и бровью не повести.
Полный доспех никак не спасет от тех, кто его прострелит, сорвет или сожмет тебя внутри него, словно жестянку с мясом.
Иногда можно встретить богатого мудака, который решил поиграть в охотника за скитальцами и разоделся в сверкающие латы, ведь мутный торговец клялся, что они, конечно же, противомагические. Если повезет, его подстрелят, зарежут или сожрут до того, как он на горьком опыте узнает, что от мага никакой доспех не спасет. А если не повезет, он некрасиво умрет в красивом металлическом костюмчике, который потом будет содран с него и продан на переплавку.
И все же я задумалась: а вдруг поможет до хера огромный кусок металла между мной и тем, кто хочет меня прикончить? Особенно если получится избежать положения, в котором я тогда оказалась.
– Тебе нужно носить доспех, – заметил Кэврик, промывая рану в моем боку вымоченным в виски лоскутом. – Или хотя бы рубаху получше.
– У всех, блядь, свое мнение, – буркнула я, морщась от боли.
– Зато не у всех гребаная дыра в боку. – Он уставился на рану и – я буквально это ощутила – хмуро свел брови. – Выглядит отвратно, Сэл. А я не особо смыслю в медицине.
– А что именно ты в ней смыслишь?
– То, что мы проходили на курсе первой помощи в полевых условиях.
– А болтовня в эту первую помощь входит?
Кэврик моргнул.
– Э-э… нет.
– Тогда приступай.
Я лежала на боку, спиной к нему, но слышала все, что он делает. Как он устало вздохнул, провел иголкой над костром, чтобы стерилизовать, вдел нитку, положил мне на бок ладонь…
А потом я услышала собственный вопль, когда Кэврик начал штопать рану.
– Лежи. Смирно, – прошипел он.
– Хватит. Быть. Криворуким говном, – ощерилась я в ответ. Потом глубоко вздохнула, сдержалась. – Бля. Отвлеки меня.
– Как?
– Расскажи что-нибудь.
– Про себя? – В голосе Кэврика зазвучало приятное удивление. – Ну, думаю, надо начать с матери. Имя «Гордые» мы получили после того, как она проявила доблесть, вскрыв…
– Не, не об этом. – Я помолчала. – Но историю запомни, хочу ее как-нибудь услышать. – Поморщилась. – Расскажи, что нашел в Бессонной.
– Я уже рассказал.
– Расскажи снова, когда я уже не помираю от кровопотери.
– А. – Голос Кэврика окреп, как и его руки, и он продолжил накладывать швы. – Следов того, что Революция могла оставить, там не было. Имперцы… – Он помедлил, проглотил гнев. – Алое Облако… постаралась на славу. Все обратилось в пепел. Однако я наткнулся на лагерь с запасами продовольствия. Вероятно, они принадлежали тем, кого ты нашла в шахтах.
