Я не знала. Но я знала, что он мне предлагает.
Мое сердце трепыхалось в такт его огням. Я чувствовала вибрацию его голоса внутри, как он читает мои чувства, словно они написаны на стене. Я слышала данные им обещания, его искренность. Интересно, как легко протянуть ему руку в ответ и все получить.
Но для этого… мне пришлось бы сперва ее отпустить.
Я снова посмотрела на Лиетт. А она – на меня. Ни боли в глазах, ни страха, ни презрения. Он говорил с ней, как и со мной, сулил награду, то, что она не могла даже выразить словами.
Интересно… хлынули ли видения обо мне в ее разум так же, как видения о ней затопили мой? Наши глаза встретились. Она едва заметно улыбнулась, мягко и нежно, как в первый раз. Она крепко сжала мою руку.
Я знала, каким будет наш ответ.
Я повернулась к чучелу. И улыбнулась ему. Закрыла глаза и подняла руку…
И спустила курок.
Руина разбилась о его черепа. Звуковой взрыв разворотил кости и дерево, отправив пару огромных черепушек в полет. Оставшиеся пустые глазницы уставились на меня. И мне подумалось, уж не разочарование ли я вижу?
Может быть.
Даже если и нет, то по виду занесенного кулака я точно поняла, как он разочарован. Он задрал его высоко в небо…
И обрушил на нас.
Всегда думала, что хочу песню о своей гибели. Как про времена больших пожаров и кровавых войн, о которых пели в тавернах, как только все выпивали на два стакана больше нужного. Или, может, хочу торжественную балладу, вроде тех, что пели барды на улицах. Балладу, где я сложила меч и растворилась легендой.
Что-то мне подсказывало, что оставшегося от меня на песню не хватит.
Но если бы осталось…
Надеюсь, это будет что-то медленное. Мягкое и нежное. Похожее на песни, которые девушки поют своим возлюбленным. Или матери детям, чтобы поскорее уснули. О том, что Сэл Какофония смотрела на приближающийся финал своей жизни, уткнувшись носом в волосы любимой, сжимая ее пальцы, нежно поглаживая шрам на ее ладони, и когда все случилось…
Оказалось совсем не больно.
Я закрыла глаза. Вдохнула холодный ветер. По венам струилось тепло, не обжигающее, не злое. И рядом с Лиетт я ждала.
Я почувствовала, как палуба подо мной сдвинулась. В бок ударило резким порывом. А потом…
Я услышала крик.
От истошного вопля моя кровь вскипела. Отголосок боли, которую не может выдержать тело человека. Я открыла глаза и увидела, что кулак чучела, зависший в паре метров над моей головой, замер и дрожит.
Его деревянная рука начала меняться. Темно-красный цвет сменился бледно-серым. Древесина застонала и заскрипела, истончаясь, становясь хрупкой и покрываясь белесым налетом. Ветки и сучья стали бледным камнем, разломились и осыпались пылью.
Как тело Старейшего.
– За все вечности, со всей своей великой мудростью, я так понимаю, ты до сих пор не разобрался, как это все работает?
Голос, насмешливый и ехидный, как зазубрины на старом ноже, вонзился мне в уши. Я обернулась и увидела человека, хрупкого, согнувшегося под революционным мундиром. Он приближался, вытянув руку.
И его глаза были черны, как смоль.
– Воистину, – пробормотал Калвен Приверженный, командующий Железным Флотом, – твои принципы ослабли.
Приверженный сжал руку в кулак. Кулак чучела взорвался каменным крошевом, брошенным по ветру. Чудовище смотрело, как его плоть, превратившись в прах, рассеивается, оставляя отломанную культю.
– Брат, – поприветствовал он.
– Брат, – отозвался Приверженный.
– БРАТ?! – заорала я, переводя взгляд с одного на другого. – Так вы сраные родичи?!
– У нас одно происхождение, – горько улыбнулся Приверженный. – Но мы не семья.
Не обращая внимания на зависший над ним ужас, Калвен спокойно шагнул вперед, заложив руки за спину. Он глянул на чучело и усмехнулся с тем отвращением, с каким смотрят на кучку мусора.
– Должен ли я понимать, что ты решил вопреки опыту и мудрости, бросить мне вызов? – спросил он у чучела. – Или ты всего лишь стремился воссоединиться?
– У меня нет ни малейшего желания терпеть твое присутствие, как и любого из наших своенравных сородичей, – пророкотал монстр в ответ. – И все же, я вижу на твоем лице высокомерие? Когда ты этому научился?
– Приходит с силой, – ответил Приверженный, и его лицо озарилось злой улыбкой. – Как и ненависть. Презрение. Ужас. Все, чем мы жертвовали ради нее, все, в чем нам было отказано, истекает из этой земли. От каждого существа на этой несчастной оболочке из грязи.
Его улыбка погасла.
– Но ты, конечно, уже это понял. Я видел твоих питомцев.
– Питомцев? – изумилась я. – В смысле… обительщиков?
– Мои последователи дают мне, сколько могут, – проговорило чучело. – Но я не заинтересован ни в тебе, ни в твоих ненормальных приспешниках.
– Неужели? – протянул Приверженный. – Я предполагал обратное, учитывая, что сейчас твои убивают моих.
– Черт, – пробормотала я Лиетт, отступая. – Черт. Обитель, Революция – оба подчиняются этим… этим…
– Я пришел за Старейшим, – отозвалось чучело. – Когда мне вернут брата, можешь забирать свои игрушки и заставлять их маршировать, сколько тебе заблагорассудится.
– Мне казалось очевидным, что я не собираюсь этого делать, – отрезал Приверженный. – Хотя ты никогда не оправдывал ожиданий. Возможно, это моя ошибка. Зачем мне отдавать тебе нашего брата, когда я только что освободил его из клетки, а, Мудрейший?
– Не путай свою надменность с интеллектом, Сильнейший, – рыкнуло в ответ чучело. – Ты здесь только потому, что был изгнан в числе первых. Знания Старейшего будут потрачены впустую на твою разлагающуюся оболочку.
– Изгнан? – выдавила я. – Мудрейший? Сильнейший? Да что за хе…
– Вопреки тому, во что ты можешь верить, – Приверженный обратил на меня пустой и темный взгляд, лицо исказила гримаса презрения. – Твои бестолковые междометья не очаровательны, не полезны и не желанны. Тебе больше нечего нам предложить?
– На самом деле, – ответила я, поднимая револьвер, – есть.
И выстрелила. Руина вылетела прямо в его сморщенную рожу.
Замедлилась.
Остановилась.
В считаных дюймах от его носа. Повисла в воздухе, неразорвавшаяся и бесполезная. Левая бровь Приверженного дернулась. И все развалилось. Патрон раскололся ровно пополам, содержимое просыпалось. Пустая металлическая оболочка упала на кучку бесполезной пыли.
– Дерьмово, – прошептала я.
– Весьма, – ответил Приверженный.