— Ты считаешь меня дураком?
— Да.
Японец замычал от боли, когда Алекс дважды ударил его рукояткой пистолета в солнечное сплетение.
— Ладно, — сказал Ловкач, — я хотел ограбить тебя.
— Это не та причина.
— Ты выглядишь, как богатый американец.
— Кто-то приказал тебе следить за мной.
— Ошибаешься.
— Кто твой хозяин?
— Я сам себе хозяин.
— Не ври мне.
Ловкач промолчал.
Из-за больной руки Алекс не мог вытряхнуть из него нужную информацию физически, но он был не прочь слегка помучить его психологически. Он приставил холодное дуло пистолета к левому глазу японца.
— Глазное яблоко похоже на студень, — сказал Алекс, — и мозги ненамного тверже его. Тебя найдут размазанным по этой стенке.
Ловкач, не мигая, пристально смотрел правым глазом. Он не выглядел запуганным.
— Хочешь уснуть навсегда? — спросил Алекс.
— Ты не убьешь меня.
— Не будь так уверен.
— Ты не убийца.
— Я убил двух человек.
— Да, — произнес Ловкач, — и в обоих случаях ты убивал в целях самозащиты.
— Это они тебе рассказали?
— Но ведь это так.
— Возможно, — сказал Алекс, — но ведь этот случай тоже можно отнести к самозащите.
— Только, если я попытаюсь отобрать оружие.
— Почему же ты не делаешь этого? — спросил Алекс.
— С меня довольно, — усмехнулся Ловкач. — Можете оставить пистолет себе, мистер Хантер.
Алекс продолжал держать дуло у глаза японца.
Какое-то время они оба молчали.
Ветер завывал в мусорных бачках, как будто это были органные трубы. От этой глухой неземной музыки ночь казалась в два раза холоднее, чем была на самом деле.
Наконец, Алекс вздохнул и выпрямился. Внимательно глядя сверху вниз на противника и все еще наводя пистолет, он произнес:
— Хотя ты не ответил ни на один из моих вопросов, пару вещей о тебе я все-таки выяснил.
Ловкач не шевельнулся.
— Ты, очевидно, хочешь, чтобы я спросил, а поскольку сила на твоей стороне, я сделаю это. Так что же ты выяснил обо мне? — нагло спросил он.
— Прежде всего, я выяснил, кем ты не являешься. Ты не обычный наемный убийца и не хулиган. Ты не вспотел.
— Да? — произнес он, явно развлекаясь. — А что обычный хулиган много потеет?
— Да, если кто-нибудь тычет ему в глаз пистолетом и угрожает размазать мозги по стенке. Обычно он не только потеет, но и теряет самообладание. Видишь ли и средний убийца, не имея уважения к человеческой жизни, предполагает, что ты будешь так же безжалостен, как и он. Он верит, что ты приведешь свои угрозы в исполнение, как и он бы сделал, и поэтому потеет. Я знаю это наверняка. Я имел дело с таким сортом людишек несколько раз.
Ловкач кивнул:
— Интересно.
— Существуют только две категории людей, у которых очень сильное, непоколебимое, как у тебя, самообладание, — сказал Алекс.
— Правые и справедливые?
Алекс пропустил это замечание мимо ушей.
— Первая категория — это маньяки-человеконенавистники, психопаты, не могущие связать причину и следствие, убийцы, часто не понимающие, что за преступление надо расплачиваться.
— Отсюда следует, что я психопат?
— Нет, ты относишься ко второй категории — фанатик.
— Правоверный, — сказал Ловкач.
— Да.
— И в чем же я такой фанатичный?
— А это всегда проявляется в одном из двух, — ответил Алекс.
— В чем же?
— Либо в религии, либо в политике.
Пока они разговаривали, метель утихла, ветер дул не с такой силой, и теперь музыка, извлекаемая из мусорных бачков, была тихой и потусторонне баюкающей. Хмурясь, Ловкач произнес:
— А ты ничего, соображаешь. Но я пока не врубаюсь, к чему идет весь этот разговор.
Алекс помахал перед ним пистолетом.
— Я хочу, чтобы твои хозяева поняли, что им не удастся играть мной, как будто я — какой-то неопытный деревенский простак. Каждый раз, когда они побеспокоят меня, неважно как, я буду узнавать о них что-нибудь новое. Это неизбежно. Они могут думать, что они вне подозрений, даже невидимые, но каждый этот чертов раз они будут обнаруживать свое присутствие, даже не подозревая этого. Я наблюдательный и проницательный. В конце концов, по крайней мере в финансовом плане, я — самый удачный из частных детективов в мире. И если они что-нибудь слышали обо мне, то знают, что я вышел из низов, а сейчас — по колено в деньгах. И если они что-то понимают в людях, они должны знать, что такие парни, как я, парни, помнящие голод... мы, как терьеры: мы вцепляемся в крысу и треплем, треплем, треплем ее. Мы никогда не позволим себе отойти от этой крысы, пока она не будет мертва, и неважно, сколько раз она укусит нас за нос. Рано или поздно, я сложу вместе все кусочки информации, которые они дадут мне, и узнаю, кто они, что они делают с Джоанной Ранд и почему.
— Если ты проживешь достаточно долго.
— О, я проживу, — сказал Алекс. — Ты знаешь, если дело касается самозащиты, у меня не возникнет никаких угрызений совести по поводу убийства. Поэтому ты должен передать им это послание. Скажи им, что если они вынудят меня выжать эту историю капля за каплей, я раструблю ее по всему миру, как только раскручу. Я устрою очень публичное окончание делу Шелгрин. Но есть еще вариант: если они сохранят мне время и силы, придут ко мне и объяснятся, то есть слабая надежда, что я сочту целесообразным и приемлемым держать рот закрытым. Так или иначе, я заполучу их тайну.
— Ты безумец, если думаешь, что они будут сидеть сложа руки и разговаривать разговоры с тобой, — произнес Ловкач, почти презрительно усмехаясь. — У тебя нет ни малейшего представления, на что делается ставка.
— Так же, как и у тебя, — сказал Алекс. — Не пытайся корчить из себя важную птицу. Они не много тебе рассказали. Ты — шестерка. Вот как раз и доставишь сообщение. Я жду их звонка в отель до завтрашнего полудня. И скажи им, что меня эта игра уже утомила. Мне не нравится, когда мои комнаты обыскиваются, перед моим носом размахивают ножом, за мной следят и втягивают меня в грязные мелкие дворовые потасовки. Для них будет лучше прекратить подобные штуки. Л если они не захотят остановиться, то им лучше бы понять, что я ведь могу быть самым мстительным сукиным сыном.
— Я тоже, — сказал Ловкач.
— Я быстрее и находчивее тебя, приятель. И моли Бога, чтобы он дал тебе силы победить твою мстительность на это время.
