— Она ведь так и не подружилась с классом, — печально произнесла Юлька, глядя на дочь.
— Ну и что, — ответил Илька, — ей и с "математиками" неплохо.
Юлька еще раз взглянула на Лерку, довольную, улыбающуюся.
— Максим — очень хороший парень, — заметила она.
Илька кивнул.
Когда они вынужденно вернулись в город, Юлька жила только своими ощущениями. Она покорно позволяла окружающим заботиться о себе, потому что сил что-то делать с самой собой не было. Она спала, ела, и снова спала. Два месяца в больницах пролетели незаметно, потому что она действительно не замечала ничего. Родные навещали ее каждый день, но, с таким же успехом они могли не приходить ни разу. Ей было все равно. Иногда она будто включалась, и в те моменты вспоминала все события последних дней мая, и накатывала такая тоска, что от этого спасали только успокоительные препараты. Которыми ее пичкали вволю. Потом ее выписали, и она оказалась дома. У себя дома. В том доме, в котором выросла и провела первые восемнадцать лет жизни. Дома ей не нравилось, потому что было шумно, казалось, что круглосуточно с ней кто-то разговаривает, просит что-то сделать или что-то посмотреть. Как-то незаметно наступила осень, но это ничего не меняло. Но однажды вдруг что-то изменилось. Илька накричал на нее. Да-да, не просто громко разговаривал, а по-настоящему орал, еще и обзывал разными обидными словами. Он говорил, что она распустеха и бездельница, что она квашня и распустила сопли, что она — некудышная мать. Ну, это уж было слишком, и Юлька нашла в себе силы вяло обороняться, доказывая, что мать она как раз очень даже ничего. И тогда Илька рассказал, что Лерку, ее Лерку невзлюбили в новом классе, обзывают "колхозницей" и всячески выживают из класса. От этого Лерка стала хуже учиться и пребывает в не меньшем стрессе, чем ее мать, которая настолько эгоистична, что ничего не видит, кроме своих переживаний.
И Юлька пришла в себя. Ей показалось, что она вынырнула из топкого, вязкого, липкого болота, и в первый раз сделала полноценный вдох. То, что она увидела, потрясло ее. Совершенно седые родители, полный дом живности, малоприятный запах сердечных капель, тот запах, который она на дух не переносила. И Лерка…
Прошло целых пять часов, пока Лерка пришла, наконец, из школы. Юлька вышла в прихожую, Лерка посмотрела на нее, ничего не сказала, бросила куртку на стул, стянула сапоги и, дрыгнув ногой, отправила их к самой входной двери. Второй сапог полетел туда же. Юлька не знала, что сказать. Здороваться было как-то глупо, а начинать разговор с фразы "как дела в школе" еще хуже.
— Как дела в школе? — выдавила она, и Лерка замерла на секунду.
— Ты разговариваешь? — спросила она равнодушным тоном, и, обойдя мать, прошла в комнату, которая раньше была ее, Юлькиной, а теперь там жила ее дочка.
Юлька пошла следом, вошла, постояла, потом присела на край кровати.
— Лер…
— О! — нарочито удивленно произнесла Лерка, — второе слово за день! Если будет третье, боюсь, бабушкино сердце не выдержит такой радости.
— Прости меня, — Юлька чувствовала боль дочери, и ее разрывало от вины, — я оказалась такой слабой… Но это не извиняет меня! — тут же быстро произнесла она.
— А ты в курсе, что бабушка Таня умерла? — спросила Лерка и пристально посмотрела на мать.
— Что-о?! — ошарашенно переспросила Юлька, и в голове запульсировало.
Лерка смотрела на нее и молчала, потом ухмыльнулась.
— Надо же, не вырубилась. Уже хорошо, может и не придется тебя снова сдавать в психушку.
— Лера! — произнесла Юлька шепотом, — как же так?!
Лерка вдруг утратила всю нахальность и воинственность, и перед Юлькой снова сидела ее Лерка.
— Мама, это было ужасно, — ответила она глухо, — но мы сделали все как надо, Лютик ездил со мной на похороны, я купила букет. Очень красивый! Бабушка лежала там… Будто спала. А потом ее закопали.
— Лерочка, — прошептала Юлька и заплакала. Она протянула руки и Лерка плюхнулась на пол возле ног матери, обхватила ее за талию, уткнулась в грудь и зарыдала тоже. Юлька целовала дочь в волосы, в щеки, в уши, гладила по растрепанным прядям, а потом сползла на пол тоже, и они сидели так, обнявшись очень долго.
Казалось, дом вымер. Мама, которая до этого нервно похаживала по узкому коридору, прислушиваясь к тому, что происходит в детской, тихо ушла в спальню, и даже большие настенные часы в коридоре вроде бы тикали тише. Вдруг дверь приотворилась и в комнату заглянула лохматая собачья морда. Лерка оторвалась от матери и засмеялась.
— Хорошо, что ты выздоровела, а то я уже устала три раза в день гулять с Гавом. А он, между прочим, если его не прогулять, может наделать кучу в коридоре. Проверено!
Гаврила вошел и лег у Юлькиного бедра. Она погладила его по голове и вдруг вспомнила, что все то время, которое она находилась в печальном забытьи, Гаврила был рядом. Он приходил и залезал на кровать, согревая ее своим теплом.
Вернувшись в жизнь, Юлька поняла, что нужно что-то менять. Первым делом она подстриглась. Мама, да и остальные домочадцы, ахнули, когда увидели, что копна русых кудрей исчезла, а им на смену пришли короткие пряди. Новая стрижка невероятно молодила ее, а главное, Юлька почувствовала какую-то нереальную свободу. Она набралась сил и позвонила в школу. Ее звонку были рады, Алла Петровна пыталась выложить все новости за пять минут, но Юлька, вежливо перебив, сообщила, что она увольняется. Сейчас на ее месте была Татьяна Викторовна, завуч, которая, казалось, родилась для этой должности. Конечно, ее не называли новатором, но школа работала, и прошлые происшествия никак не повлияли на ее функционирование. Разве что появилось нововведение — пропускная система. В управлении ее отпустили легко. Теперь оставалось решить проблему с Леркой. Но, проблема разрешилась сама. У Лерки появился ухажер. Максим учился в параллельном классе, но это не помешало ему успокоить агрессию Леркиных одноклассников, а главное, одноклассниц. Рядом со своим защитником Лерка снова расцвела, и, наконец-то, показала, на что она способна в учебе, выиграв первое место в областной олимпиаде по химии и биологии. В свободное от уроков время Лерка совсем не общалась с классом, предпочитая более позитивных и открытых "бэшек". Это с ними она теперь щебетала на школьном дворе.
26
Юлька оглядывалась, невольно сравнивая этот широкий школьный двор с подстриженным газоном, и двор школы, которую она оставила так внезапно. Здесь было красиво, а тот двор был ей милее. Здесь цвели петунии, высаженные неделю назад, там все заполонили одуванчики. Здесь висела табличка, запрещающая выгул собак, там иногда забредали не только собаки, но и свободолюбивые куры. Юлька скучала. Но, она понимала, что не сможет жить и работать там, где пережила столько потерь. Та дверь закрылась, позволяя ей распахнуть следующую.
— Ты как? — Илька заметил перемену в настроении и участливо дотронулся до ее локтя.
