В книге отдела древнерусской живописи ГИМ не указано, откуда поступили в Исторический музей эти десять икон. Три иконы, которые в конечном итоге оказались у супругов Дэвис, «Св. Иоанн Златоуст», «Св. Василий Кесарийский» и «Св. Георгий, епископ Митиленский», сохранили на обороте этикетки «Краткое описание. Отдел № II». Есть соблазн предположить, что эти этикетки могли принадлежать отделу византийских древностей (отдел II) Румянцевского музея. Однако от этой версии пришлось отказаться: икона «Преображение», которая была выдана из ГТГ в «Антиквариат», а затем продана Улофу Ашбергу (прил. 24 № 3), на обороте сохранила этикетку с тем же текстом, а именно «№ 4060 Г. И. М. /Краткое описание/ Отдел Второй / № 58270 № 39». Доподлинно известно, что эта икона никогда не находилась в Румянцевском музее. Из собрания А. В. Морозова, которое после революции было преобразовано в Музей фарфора, икона поступила в ГИМ, оттуда – в ГТГ, а затем – в «Антиквариат». Этикетка на обороте иконы «Преображение» свидетельствует, что речь идет о «втором» отделе Исторического музея. Видимо, там хранились краткие описания этих икон
[1141]. Одна из этих трех икон, «Св. Георгий, епископ Митиленский», попала к Дэвису с киево-печерской легендой. История музеев Киево-Печерской лавры, изложенная ранее в этой части книги в связи с провенансом других икон Дэвиса, позволяет сказать, что этот чин не мог происходить из церквей лавры.
В Третьяковскую галерею чин поступил из ГИМ как единая группа, и тот факт, что он в то время уже был «разномастный», может объяснить, почему Некрасов выбрал именно его для передачи на продажу в «Антиквариат». Кроме того, на решение Некрасова, возможно, повлияло и то, что семь икон чина, которые достались Ханну, имеют очевидное стилистическое сходство с известным чином из бывшего собрания Рябушинского, который в то время уже находился в Третьяковской галерее
[1142]. Вновь видна логика, которой руководствовались сотрудники ГТГ, прежде всего Некрасов, при отборе икон на продажу: сохранить наиболее ценное в галерее, отдав похожее и менее ценное.
Согласно инвентарной книге отдела древнерусской живописи ГИМ, иконы этого чина выданы в ГТГ как работы XV века новгородской школы (прил. 21 № 33–39). «Антиквариат» продавал их как новгородские работы XVI века. На аукционе Кристи в 1980 году семь икон Ханна из этого чина были выставлены с атрибуцией «вероятно, новгородская школа, XV век». В наши дни эта атрибуция поставлена под сомнение. В Хиллвуде иконы «Св. Василий Кесарийский» и «Св. Иоанн Златоуст» выставляют как работы «XVI века (?)»
[1143]. Музей Чейзен отказался от атрибуции Галавариса 1973 года, который относил икону «Св. Георгий, епископ Митиленский» к концу XVI века. Сейчас эта икона датируется серединой XIX – началом XX века (в стиле конца XVI века). О современной атрибуции семи ханновских икон этого чина ничего не известно. После аукциона Кристи их купил греческий антиквар Ставрос Михалариас
[1144], в то время у него была реставрационная мастерская в Лондоне. В 1983 году он вернулся в Грецию и открыл антикварную галерею в Афинах. По воспоминаниям Ричарда Темпла, иконы были сильно записаны. После покупки чина Михалариас расчистил иконы, открыв авторскую живопись. Позднее он продал эти иконы, но кому именно, точно не известно. По сведениям эксперта лондонского офиса Кристи Элвиры Купер, летом 1982 года Михалариас собирался продать семь икон чина некоему греческому судовладельцу
[1145].
С этим чином связана интересная история времен холодной войны. Я склонна ей верить, так как слышала ее из двух не связанных между собой источников: от американского и российского историков искусства. Согласно этим рассказам, еще во времена существования СССР куратор музея Хиллвуд Энн Одом (Anne Odom) предположила, что хиллвудские иконы, «Св. Василий Кесарийский» и «Св. Иоанн Златоуст», а также икона «Св. Георгий, епископ Митиленский» из музея Чейзен некогда принадлежали одному чину. Основанием для этого было сходство номеров и этикеток на обратной стороне этих икон. Поскольку на обороте икон стояли инвентарные номера ГТГ (14836, 14837 и 14838), Энн Одом обратилась с запросом в Третьяковскую галерею. Ее интересовало, есть ли в архиве галереи документы, подтверждавшие, что эти три иконы находились в Третьяковской галерее и были выданы в «Антиквариат». Ответ Третьяковской галереи был отрицательным, таких документов нет. Однако «Опись на древнерусское искусство» и акт выдачи № 232 от 25 декабря 1934 года, которые я нашла в архиве ГТГ, свидетельствуют о том, что иконы с такими названиями и такими инвентарными номерами ГТГ находились в галерее и были выданы в «Антиквариат» в составе чина (прил. 21 № 33–39)
[1146].
Во времена холодной войны нельзя было предоставлять идеологическим врагам информацию, порочащую советское руководство, пусть даже оно было не действующим, а сталинским. Тема продаж произведений искусства из Советского Союза за рубеж была под запретом. Этим, вероятно, объясняется ответ администрации ГТГ на запрос Энн Одом
[1147]. Наследие холодной войны, к сожалению, не изжито и сейчас. Тот факт, что в те уже отдаленные годы холодной войны Третьяковская галерея отказалась признать эти иконы своими, даже в наши дни используется некоторыми историками как подтверждение того, что эти иконы – фальшивки. Настало время сказать, что это не соответствует действительности. Принадлежность этого чина из десяти икон Третьяковской галерее, как и их выдача в декабре 1934 года в «Антиквариат», подтверждаются учетной документацией галереи. К сожалению, Энн Одом уже никогда не узнает об этом. Она трагически погибла несколько лет назад. Я знала ее. Пусть небольшое архивное расследование судьбы десяти икон деисусного чина, рассказанное в этой главе, будет данью ее памяти, данью преданному своему делу музейному работнику и историку искусства. Энн Одом была первой из исследователей, кто высказал предположение о принадлежности этих икон общему чину и Третьяковской галерее, и она оказалась права.
