Ссылка Чирикова должна была закончиться в марте в 1934 года, но он освободился досрочно. В конце 1933 года, несмотря на запрет жить в шести крупнейших городах СССР, он уже работал по специальности в Русском музее в Ленинграде
[1266]. По возвращении Чириков, несомненно, занялся поиском своих икон, и если не узнал об этом раньше в ссылке, то, оказавшись дома, через друзей и коллег в Историческом музее и «Антиквариате» выяснил, что его иконы продаются. Было ли что-то из его собрания к тому моменту уже продано, не ясно, но известно, что 1 мая 1935 года Третьяковская галерея получила из универмага № 9 по акту № 140 тридцать три иконы из собрания Чирикова (прил. 26 № 28–60)
[1267]. Когда-то, в 1923 году, Анисимов писал, что Чириков много сделал для сохранения для России произведений древнерусского искусства, для того, чтобы памятник «не скрылся за границу или просто не попал в ненадежные руки»
[1268]. Возможно, что передача икон из универмага № 9 в Третьяковскую галерею не обошлась без участия самого Чирикова. Вероятность того, что он, оказавшись на свободе, через друзей и коллег добивался передачи своих икон из магазина в музей, несомненно, существует. Были ли эти тридцать три иконы всем, что осталось от собрания Чирикова, переданного на продажу, или для передачи в Третьяковскую галерею отобрали лучшее из того, что в то время находилось из его коллекции в универмаге № 9, неизвестно. Все тридцать три иконы в настоящее время принадлежат Третьяковской галерее.
Часть икон, изъятых после ареста Чирикова, осталась в Историческом музее. По мнению И. Л. Кызласовой, это иконы очень скромного облика, шедевров среди них нет. Кызласова считает, что они, скорее всего, не происходят из собственной коллекции Чирикова, а относятся к тем, что находились у него на реставрации в момент ареста
[1269]. Если это предположение верно, то можно заключить, что из икон, изъятых у арестованного Чирикова, в «Антиквариат» на продажу отдали иконы более высокого качества, чем те, что остались в ГИМ. Именно иконы, переданные на продажу в «Антиквариат», находятся сейчас в Третьяковской галерее. Это может быть еще одним свидетельством того, что в экспортный фонд «Антиквариата» попадали иконы высокого художественного значения. Учитывая, что иконы Чирикова находились в продаже в течение нескольких лет, предположительно с 1932 и по крайней мере до весны 1935 года, когда часть их была передана в Третьяковскую галерею, некоторые из его икон могли быть проданы
[1270].
Иконы из собрания Чирикова, которые Третьяковская галерея получила из универмага № 9, в основном представляют собой произведения XVI–XVII веков и происходят из Новгорода, Москвы, Ярославля, Поволжья, Афона, Кирилло-Белозерского монастыря, Троице-Сергиевой лавры. Среди них есть группа икон строгановской школы и царских мастерских (прил. 26 № 39–42), а также две «итальянские» иконы (по атрибуции 1930‐х годов, прил. 26 № 50, 59). Сравнение датировок тех икон, которые вошли в каталог ГТГ 1963 года, с их атрибуцией 1935 года, на момент передачи из «Антиквариата» в галерею, свидетельствует, что практически во всех случаях изменения привели к «омоложению» икон. В дореволюционных изданиях упоминались лишь две из этих икон: работы строгановских мастеров Степана Арефьева
[1271] и Назария Савина (прил. 26 № 39, 42)
[1272]. В советское время Мнева опубликовала икону «Рождество Богоматери» (прил. 26 № 34)
[1273]. Только эта из икон Чирикова входит в современную экспозицию галереи (лето 2013 года). Тот факт, что лишь пятнадцать из тридцати трех икон собрания Чирикова вошли в каталог древнерусского искусства ГТГ в 1963 году, означает, что эта коллекция не была полностью изучена. Ученым предстоит дать оценку собранию Чирикова, в том числе и тем иконам, которые удалось уберечь от продажи.
Сохранившееся в архиве письмо-донос директора Русского музея Г. А. Софронова, в котором он фактически обвинил Чирикова во вредительстве, свидетельствует, что и после освобождения из ссылки реставратора не оставляли в покое. Наступало время массовых репрессий, и тучи вновь сгущались над этим человеком
[1274]. Чириков умер 5 мая 1936 года, но продлись его жизнь на год или два, он, скорее всего, разделил бы судьбу Анисимова, Олсуфьева и других своих коллег, расстрелянных в 1937–1938 годах
[1275]. Доноса, подобного тому, что в 1934 году написал Софронов, было бы достаточно для скорой расправы. Возможно, в горестях повседневной жизни некоторым утешением для Чирикова было знать, что часть его собрания оказалась в одном из лучших музеев русского искусства.
