Присутствие Марти также оказалось очень полезным, так как полиции требовалось подтверждение того, что Сьюзен Джэггер написала в своем предсмертном письме: что она в течение шестнадцати месяцев страдала от тяжелой агорафобии, что ее профессиональная карьера разрушилась, ее брак развалился, а сама она переносила приступы депрессии. Протесты Марти, которая утверждала, что Сьюзен никогда не думала о самоубийстве, даже для Дасти звучали как бессильная попытка защитить репутацию своей подруги и отклонить тень, которая неминуемо должна пасть на нее.
Кроме того, эмоциональные упреки, которые Марти высказывала, не столько обращаясь к полицейским или к Дасти, сколько к себе самой, тоже говорили о ее собственной уверенности в том, что это было самоубийство. Она ругала себя за то, что ее не было здесь в то время, когда она была особенно нужна Сьюзен, что она не позвонила Сьюзен минувшей ночью — ведь этот звонок, возможно, заставил бы ее выпустить лезвие из руки.
Еще до прибытия властей Дасти и Марти договорились не упоминать историю Сьюзен о невидимом ночном посетителе, оставлявшем после себя очень даже видимые признаки своих визитов в виде следов биологической жизнедеятельности своего организма. Марти решила, что этот рассказ только укрепит уверенность полицейских в нестабильном, даже, возможно, по-настоящему нездоровом состоянии психики Сьюзен и еще сильнее повредит ее репутации.
Ее также чрезвычайно беспокоило то, что обсуждение этой весьма непростой проблемы поведет к вопросам, для ответа на которые потребуется раскрыть владеющее ею самой состояние аутофобии. Она не желала подвергаться их скрупулезному допросу и холодному психологическому анализу. Она не причиняла никакого вреда Сьюзен, но в том случае, если она начнет рассказывать о том, что в ее сознании имеется ненормальное и необъяснимое ощущение возможности совершить убийство или нанести увечье, то детективы отложат в сторону уже вынесенный ими вердикт о самоубийстве, бульдожьей хваткой вцепятся в нее и будут терзать в течение долгих часов, пока не придут к убеждению, что ее страхи действительно настолько же безосновательны, насколько это кажется ей самой. И если напряжение допросов приведет в их присутствии к возникновению еще одного приступа паники, то полицейские, скорее всего, решат, что она представляет опасность для себя и других, и насильно поместят ее в психиатрическую лечебницу на те семьдесят два часа, которые позволяет им закон.
— Я не выдержу пребывания в таком месте, — сказала Марти Дасти, пока они ждали прибытия полицейских. — Взаперти. Под непрерывным надзором. Нет, это просто невозможно.
— Этого не будет, — пообещал он.
Дасти был согласен с женой, что о фантоме-насильнике, являвшемся к Сьюзен, нужно молчать. Причина для этого у него была другая, и он не сообщил о ней Марти. Марти лишь испытывала тайную и бесплодную надежду на то, что Сьюзен не убила себя своею собственной рукой, по крайней мере сделала это не по своей воле или не понимая, что она делает. Однако в том случае, если он сообщит об этом полицейским и даже предпримет неудачную попытку убедить их в том, что они имеют дело с из ряда вон выходящими событиями, в которых участвуют некие безликие заговорщики, использующие невероятно эффективные методы управления сознанием, то и он, и Марти так или иначе окажутся покойниками еще до завершения недели.
А ведь сейчас был уже вечер среды.
После того как он наткнулся на доктора Ена Ло в этом романе и особенно после того как обнаружил, что дешевый томик волшебным образом возвратился в его трясущиеся руки, хотя мгновение назад он шлепнулся под стол в приемной, причем на изрядном расстоянии от него, Дасти испытывал все усиливавшееся ощущение опасности. Часы тикали. Он не видел этих часов, не слышал их, зато каждый удар их механизма тяжело отдавался в его теле. Время его и Марти стремительно убегало. К тому же сейчас его опасения настолько увеличились, что он был полностью уверен: полицейские заметят его беспокойство, неправильно истолкуют его и станут подозрительными.
Мать Сьюзен, проживавшая в Аризоне с новым мужем, и ее отец, живший в Санта-Барбаре с новой женой, уже были оповещены по телефону и должны были выехать сюда. После разговоров с родителями полицейский детектив, лейтенант Бизмет, расспросил Марти, насколько серьезным было отчуждение между Сьюзен и ее мужем, и позвонил Эрику. Того не было дома, и детектив продиктовал автоответчику свой номер телефона, звание, но ничего не сказал о причине звонка.
Бизмет, огромный человечище с коротко подстриженными светлыми волосами, казавшийся на первый взгляд прямым, как отвертка, сказал Дасти, что в их присутствии здесь больше нет необходимости. И в это время с Марти случился приступ аутофобии.
Дасти распознал признаки приближающегося приступа. Внезапная тревога в глазах. Напряженное выражение лица. Внезапная бледность.
Она рухнула на диван, с которого только что поднялась, сжалась в комочек и принялась, дрожа и задыхаясь, раскачиваться всем телом, как это было с нею раньше в автомобиле.
На сей раз, находясь в обществе полицейских, он не мог успокаивать ее воспоминаниями об их прошлых праздниках. Он мог только беспомощно стоять, умоляя про себя, чтобы этот приступ не превратился в неодолимый натиск паники.
К удивлению Дасти, лейтенант Бизмет счел аутофобическое состояние Марти просто еще одним проявлением горя. Он стоял, с неподдельной тревогой глядя на съежившуюся Марти с высоты своего роста, бормотал какие-то слова утешения и бросал сочувственные взгляды на Дасти.
Кое-кто из полицейских поглядел на Марти, чтобы сразу же возвратиться к своим многочисленным обязанностям и разговорам; их инстинкт ищеек на сей раз дал сбой, пропустив подозрительный запах.
— Она пьет? — вдруг спросил Бизмет.
— Что? — Дасти пребывал в таком напряженном состоянии, что в первое мгновение даже не смог уловить значения слова «пьет», будто оно было произнесено на суахили.
— Ах, конечно, пьет… Да, иногда. А что?
— Отвезите ее в хороший бар и влейте в нее несколько порций спиртного, чтобы немного расслабить нервы.
— Хороший совет, — согласился Дасти.
— Но не вы, — нахмурившись, добавил Бизмет.
— Как это? — спросил Дасти; сердце у него упало.
— Несколько порций для нее, но не больше одной для вас, раз вы за рулем.
— Ах да, конечно. У меня пока что не было неприятностей из-за нарушения правил движения. Сейчас особенно не хочется.
Марти раскачивалась, сидя на диване, задыхалась, ее трясло, но тем не менее у нее хватило силы духа очень натурально изобразить несколько сдавленных рыданий. Приступ прошел через минуту или две, точно так же, как это было в автомобиле по пути сюда.
Выслушав от Бизмета выражения сочувствия и благодарности за помощь, пробыв в квартире всего лишь час, они вышли в темнеющий день.
Разгулявшийся после полудня ветер не утих с наступлением ранних зимних сумерек. Его прохладное дыхание несло запах соленой океанской воды и йодистый дух сохнувших на ближнем берегу клубков морских водорослей; ветер налетал на Дасти и Марти, и тормошил, и, взвизгивая, словно обвинял в укрывательстве преступников и напоминал об их собственной вине.
