– Паук… – карминец приободрился и свистнул. – Эй, пацаны! Хватай паучиху!
Я отшатнулась ещё на первом слове: с такой ненавистью лохмотья произнесли «паук», и бросилась наутёк. Откуда ни возьмись, повыскакивали другие бродяжки. Целая банда карминской голытьбы хоронилась в «барабульке». Они были совсем дети, подростки. Швырялись осколками витринных стёкол, пустыми банками, рыбными костями. Я выбралась на улицу и бежала, пока не перестала слышать их вопли.
Превращаться не получалось. Тело не слушалось, будто не моё. Через пару кварталов я уже была не в силах переставлять и две-то ноги, не то, что восемь. Взгляд блуждал по вывескам. Мастерские, салоны, клубы. «Музей истории искусств. По понедельникам вход свободный». Пожалуй, не случалось еще такого апокалипсиса, который толкнул бы мародёров на экскурсию в музей. А раз сегодня так кстати случился понедельник, я тихой пиявкой проскользнула внутрь. На стойке администратора, рядом с картами города, лежала шоколадка.
– Видите, дети, как полезно интересоваться искусством… – бормотала я, набивая рот плитками и не чувствуя вкуса.
Что-то неладное творилось после щелчка сколопендры. Не мигом, но постепенно нарастая. Исчезли запахи, еда стала, как жёваный силикон, а силы таяли. Это была какая-то болезнь, но, кроме ссадин и ушибов, ничего не болело. В попытке найти ещё припасов я прогнала свой полутруп по всем залам и никого не встретила. Это дало надежду на безопасную ночь. В тот раз я спала в навозе, а теперь присмотрела «кровать герцогини с палантином на люверсах», даже дышать на которую в обычный день строжайше запрещалось.
Надписи гласили, что это был зал богини Скарлы Двуликой. Я слышала это имя! Здесь у каждого экспоната была пара. Девочки-двойняшки в зеркальной позе, но у одной в тентакле фигурка птички, а другая держит гипсовую рыбку. Статуэтка двух карминских воинов друг напротив друга, у одного меч, другой защищается рапирой. Повсюду – на стенах, на ковре и постельном белье – оттенки лилового и узор в виде колосков с сиреневым пухом.
В полудрёме, опять теряя влагу в неукротимых слезах, я разглядывала натюрморт с мясной нарезкой и бриветками. Рядом с постелью высох древний какой-то пучок. От лёгкого касания веточки рассыпались в пыль на прикроватный столик. Я чихнула. Что-то сбоку пошевелилось.
?!
Показалось. Тишина давила на уши. Я уползла под влажное одеяло, поедая глазами кусочек фруктовой тарелки на картине.
Фруктовой?..
Там же только что было мясо! Мясо!
Чувствуя нарастающий жар, я откинула одеяло и встала, чтобы убедиться: картина была самая настоящая, крупными мазками старой масляной краски. Без экрана, без проводов, диодов и голо-проектора. Кусок холста с трещинами на лаковой глазури.
«У меня кулинарные галлюцинации», – пожаловалась я на тот же номер. На свою личную горячую линию.
«Это от голода. Чудятся вши на шпажках? Осиное рагу?»
Губы непроизвольно растянулись в улыбке. Но так от неё отвыкли, что даже растрескались.
«Нет, фрукты. Лучше бы рыба, я рыбу люблю».
Я давно потерялась в тяжёлом сне, когда пришел ответ:
Утром это баловство придало сил откинуть затхлое покрывало и выбраться из постели. Едва пришла в сознание, ужас вчерашнего дня схватил за горло, и я кричала в отсыревшие одеяла, кричала без слёз. Пока синдиком не пиликнул, напоминая о себе. Без преувеличения: шутник вытащил меня с того света на этот. Отряхнув респиратор (не помогло), я покинула музей. Без угрызений совести прихватила с собой палантин герцогини: тёплый, из стёганой парчи и отороченный кружевами. Уж какой нашла, не мёрзнуть же. Нужно было добраться до посольства в самом центре Граная. Адрес я видела на папиных конвертах и других документах. Но по пути не могла прогнать мысль, что вместо офиса хочу добраться туда, откуда мне приходили сообщения на синдиком. Такие нужные. Мне никогда так сильно не хватало мамы: буквально каждую секунду. И теперь цепляться за кого-то из местных было проще, чем сбежать на Урьюи. Да и там у меня почти никого не было, а здесь завёлся друг. Воображаемый друг. Но что, если на том конце – мародёр вроде тех, из рыбного? Я боялась задавать вопросы, не хотела даже имени знать. А он уже закинул удочку, когда спросил о пристрастиях в еде. Назвал несуществующие блюда, а значит, скорее всего, там не паук, а карминец. Что более вероятно даже статистически.
После встречи с местными я зарубила на носу: из-за семьи Лау паукам здесь рады едва ли больше, чем эзерам.
На картах из музея посольства не нашлось. Только исторический центр. Зато всего в четырёх столпах от меня стояла ратуша каргомистра, и разумнее было пойти туда. Пока я лезла вверх по серпантину лестниц, к недобитым стёклам жилищ прижимались детские носики и тентакли. Прямо над головой откинулась ставня, и на лоджию вышла взрослая карминка с ведром помоев. Мать шугнула ребят от окон. Ведро задрожало. Желание вывалить мусор мне за шиворот витало в воздухе.
– Мсти, полегчает! – крикнула ей. – Это я пью кровь Кармина! Я убила ваших мужчин! Я забрала воду! Я устроила здесь конец света! Я! И у меня теперь – всё хорошо, посмотри!
Непослушные личики снова прижались носами к стёклам. Карминка фыркнула и выплеснула помои в сторону.
– Тот мост между столпами ненадёжный, обойди вон там.
А потом хлопнула ставней, и квартал затих.
Скоро я очутилась перед парадным входом ратуши. Она пустовала – из окон валил дым, внутри догорали кабинеты. Я растерянно читала таблички на карминском, когда вертушка вестибюля чуть не сбросила меня с балкона.
– Добро пожаловать в Гранай, туристскую жемчужину Кармина!
Робот. Робот в виде паука-птицееда топал навстречу, дружелюбно раскинув хелицеры и переднюю пару пушистых лап. Мне казалось, роботы обижаются, если не ответить на радушие, и я неловко прижалась к искусственному меху.
– Меня зовут Сьют! – представился он. – Экскурсии для шчеров к вашим услугам.
– Сьют, мне нужно в посольство Урьюи.
– Схема кварталов со всеми достопримечательностями – вот тут, – он постучал по голове и преисполнился энтузиазма. – Я проведу вас любым маршрутом: прогулочным, деловым, экстремальным, романтическим.
– Кратчайшим! – я подняла палец, прямо как папа. Обычно этот жест понимали даже роботы.
– Как пожелаете! Пунцовый квартал, Томатный просвет, столп 143. Прошу!
У Сьюта было два режима: просто со звуком и с громким звуком. Он останавливался у изувеченных, оплавленных развалин и с восторгом объявлял: «Налево открывается чудный вид: резные своды базилики святого Алебастро!» Или: «Казино-ресторан межгалактического класса с поющими фонтанами!» – и я представляла, как это лежащее у моих ног истерзанное пепелище пропускало по столько-то тысяч гостей в неделю. Иногда нам попадались карминцы и долго с неприкрытой злобой смотрели вслед.
