Мы простужались. Выздоравливали. Строили планы. Занимались любовью. У нас возникла проблема с енотами. Мы частенько играли в карты с мамой и папой.
И мы забеременели.
В полдень 12 января, в понедельник, Лорри проснулась после трех часов сна oт болей в нижней части живота. Какое-то время полежала, считая схватки. Нерегулярные и редкие.
Поскольку оставалась ровно неделя до наиболее вероятной даты родов, она предположила, что у нее ложные роды.
То же самое случилось с ней и тремя днями раньше. Тогда мы поехали в больницу… и вернулись домой, по-прежнему с ребенком в ее чреве.
Схватки были достаточно болезненными, чтобы помешать ей снова заснуть. Осторожно, чтобы не разбудить меня, она выскользнула из кровати, приняла ванну, оделась, спустилась на кухню.
Проголодалась, несмотря на периодические боли в нижней части живота. Сев за кухонный стол, читая рекомендованный мною детектив, съела кусок шоколадно-вишневого торта, потом два куска kugelhopf
[40]
. В последующие несколько часов схватки не стали более болезненными или регулярными.
За окнами белые облака затеняли небо. Снег неторопливо падал на деревья, двор.
Поначалу Лорри не обратила особого внимания на снег. В обычном январе он идет чуть ли не каждый день.
Я проснулся в начале пятого, принял душ, побрился, спустился на кухню, когда день уступал место ранним зимним сумеркам.
Все еще за столом, дочитывая последнюю главу детектива, Лорри ответила на мой поцелуй, когда я наклонился к ней, лишь на мгновение оторвав взгляд от страницы книги.
— Эй, бог пирожных, отрежь мне кусок streusel
[41]
.
Во время беременности она пристрастилась к выпечке, но больше всего ей нравился streusel с кофейной начинкой и различные разновидности kugelhopf.
— Ребенок родится со знанием немецкого, — предсказал я.
Прежде чем взять торт, я посмотрел в окно в двери черного хода и увидел, что на заднем крыльце снега насыпало аж шесть дюймов.
— Синоптики опять ошиблись, — заметил я. — На легкий снежок никак не похоже.
Увлеченная книгой, Лорри не заметила, как повалил снег.
— До чего красиво, — сказала она, взглянув в окно на белоснежную пелену. А через полминуты замерла на стуле. — Ах-ох.
Начав резать streusel, я подумал, что ах-ох относится к динамичной развязке книги, которую она читала.
Но потом она, сцепив зубы, застонала, а книга выпала у нее из рук.
Я повернулся и увидел, что она бледная, как снег за окнами.
— Что не так?
— Я подумала, опять ложные роды.
Я вернулся к столу.
— Когда это началось?
— Примерно в полдень.
— Пять часов тому назад? И ты не разбудила меня?
— Болело лишь в нижней части живота, как в прошлый раз, — объяснила Лорри. — А теперь…
— Болит весь живот?
— Да.
— И спина тоже?
— Да.
Симптоматика однозначно указывала, что на этот раз роды настоящие.
Я замер, но лишь на секунду. Страх уступил место радостному волнению: мне предстояло стать отцом.
Страх остался бы со мной, если бы я знал, что наш дом находится под постоянным наблюдением, а высокочувствительный микрофон, установленный на кухне, только что передал наш разговор слушателю, который расположился в двухстах ярдах от дома.
Глава 26
Для женщины, рожающей впервые, начальная стадия родов в среднем длится двенадцать часов. Времени нам хватало. Больница в каких-то шести милях от нас.
— Я уложу вещи во внедорожник, — сказал я. — Ты дочитывай книгу.
— Дай мне кусок streusel.
— Можно ли есть на первом этапе родов?
— Что ты такое говоришь? Я умираю от голода. Буду есть, пока не рожу.
Дав Лорри отрезанный кусок streusel, я поднялся наверх, чтобы взять заранее собранную для нее сумку. Поднимался по лестнице осторожно, а спускался, останавливаясь на каждом шагу. Не тот был момент, чтобы упасть и сломать ногу.
После трех лет нашей совместной жизни я уже не был таким увальнем, как прежде. Похоже, позаимствовал у Лорри толику ее энергичности, грациозности, изящества.
Тем не менее и по пути в гараж я проявлял предельную осторожность, внимательно смотрел под ноги и облегченно вздохнул, поставив сумку в багажное отделение нашего «Форда Эксплорер».
У нас также был и «Понтиак транс эм» модели 1986 года. Ярко-красный, с черной отделкой салона. В нем Лорри смотрелась восхитительно.
Приподняв ворота гаража на несколько ярдов, обеспечив тем самым приток свежего воздуха, я завел двигатель «Эксплорера». Хотел, чтобы машина согрелась к тому моменту, когда в нее сядет Лорри.
После снегопада, который был четырьмя днями раньше, пусть и не такого сильного, как сегодня, я поставил на колеса цепи. А потом решил их не снимать.
И теперь этим очень гордился, потому, что отпала необходимость надевать их на колеса сейчас, тратя на это драгоценное время. Благодаря моей прозорливости поездка в больницу не предвещала никаких сложностей.
Под влиянием Лорри я постепенно стал неисправимым оптимистом. Что ж, в тот вечер мне пришлось расплачиваться за мой оптимизм.
В прихожей между гаражом и кухней я скинул туфли и надел лыжные ботинки. Снял с крючка на стене куртку с капюшоном, быстро натянул на себя.
Такую же куртку отнес на кухню для Лорри и нашел ее около холодильника. Она стонала.
— Боль усиливается, когда я двигаюсь, и чуть от пускает, когда я стою или сажусь.
— Тебе нужно только дойти до «Эксплорера». А в больнице тебя сразу уложат на каталку.
Усадив ее на переднее пассажирское сиденье и закрепив ремни безопасности, я вернулся в дом. Выключил все лампы. Через прихожую прошел в гараж, запер за собой дверь.
Про пистолет калибра 9 мм я не забыл. Просто подумал, что он мне не понадобится.
От второго из моих ужасных дней меня отделяла неделя. Поскольку с первым днем дедушка Джозеф попал в десятку, у меня не было оснований подозревать, что со вторым он ошибется или что из шести ужасных дней он назвал только пять.
Когда я сел за руль «Эксплорера», Лорри сказала:
— Я люблю тебя больше всех пирогов и кексов.
На что я тут же ответил:
— Я люблю тебя больше крем-брюле и лимонного торта.
— Ты любишь меня больше мангового заварного крема?
