Соня была права: это идеальное место и время для наблюдения за звездами. Мне стоит делать это почаще. Брать с собой кого-то, разбирающегося в созвездиях.
Через минут десять пальцы начинают неметь, поэтому я кладу фонарик на землю у ног и засовываю руки в перчатках поглубже в карманы толстого пуховика. Где-то слева от меня доносится слабый запах марихуаны.
Заметила ли Сандрин? Если да, она прилежно это игнорирует. Я предполагаю, тщательно выбирает, в какие битвы стоит ввязываться.
Еще через пять минут я решаю, что нам не повезло, но тут Элис восторженно вздыхает.
– Смотрите! – восклицает она, указывая куда-то над моим левым плечом.
Я поворачиваюсь посмотреть. Сначала я не могу различить ничего, кроме слабого свечения на горизонте, но постепенно оно увеличивается, расползаясь по небу фиолетовым и зеленым огнем, закручиваясь и волнуясь то ярче, то почти сливаясь с темнотой.
Aurora Australis. Южное сияние.
– Вот это да! – выдыхаю я. Люк протяжно присвистывает, когда Аврора расширяется, выстраиваясь в огромные колонны фиолетового и зеленого, которые бесконечно стремятся вверх, пробегая от юго-востока на северо-запад. Небо превратилось во что-то твердое, в яркую ткань, развевающуюся и струящуюся под магнитным ветром.
Я выхватываю телефон из кармана. Прикрывая его от холода в рукаве, я делаю несколько поспешных снимков и запихиваю обратно. Потом стою и наслаждаюсь зрелищем. Оно по-настоящему зачаровывает. Неземное видение, хотя я понимаю физику, стоящую за этим – заряженные частицы от солнца сталкиваются с атомами в атмосфере Земли, заставляя их испускать фотоны света.
И все же это знание не делает зрелище менее потрясающим.
Я смотрю, поглощенная, забыв о жестоком морозе, потеряв чувство времени, неспособная оторвать взгляд даже на секунду, крутясь на месте, чтобы проследить за каждой танцующей колонной света, плывущей по небу.
Я чувствую себя неожиданно прекрасно, восхитительно вознесенной над всем. Как будто все в моей жизни вело к этому моменту.
Вокруг меня многие расходятся спать, но я все еще не могу оторваться. Это похоже на магическое представление, и меня переполняет такое же благоговение, как когда отец устроил шоу фейерверков в саду на мой пятый день рождения. Мне казалось, они были самым потрясающим, что я когда-либо видела.
Ему бы понравилось, думаю я с уколом давней тоски, когда вспоминаю его страсть к астрономии, как он выманивал меня на улицу в безоблачные ночи, чтобы показать звезды. Всегда оставляя несколько включенных ламп в доме позади, чтобы я не боялась.
– Пойдемте внутрь? – спрашивает Элис.
– Я останусь еще немного, – голос Дрю.
– Я тоже, – отзывается Люк.
Мгновение спустя еще один шлейф цвета драгоценных камней струится по небу, еще ярче, чем раньше. Я наблюдаю за ней с восхищением, не замечая пролетающие минуты. Только когда Аврора наконец начинает угасать, и ноги и пальцы пульсируют от холода, я понимаю, что осталась одна.
– Дрю? – зову я в темноту. – Ты здесь?
Ответа нет.
Куда они все подевались? Наверняка они бы не ушли без меня?
Я нагибаюсь подобрать фонарик, но пальцы находят лишь пустоту. Я падаю на колени, приглядываясь в ослабевающем свете авроры.
Дерьмо. Где же он?
Я щупаю лед вокруг себя, охваченная приступом тревоги. Где мой фонарик? Он был здесь. Я уверена, что был. Я едва сдвинулась с места за все это время.
Куда он мог пропасть?
Мой телефон. Я встаю на ноги, вытаскиваю его из кармана и включаю фонарик, держа его крепко в перчатке для защиты от холода. Он до жалкого слаб, но излучает достаточно света, чтобы я могла осмотреть окружающую местность. Медленно продвигаясь, придерживаясь следов, оставленных на снегу другими зимовщиками, я вожу телефоном по сторонам, ища фонарик.
Ничего.
Я возвращаюсь по своим следам, тревога начинает перерастать в панику.
Спустя секунду телефон отключается – то ли от холода, то ли у него села батарея, я не могу сказать. Я стою там с бешено колотящимся сердцем и решаю, что делать. Смотрю обратно туда, где, по моим предположениям, должна быть база, но в той стороне не видно фонарей. Медленно поворачиваясь, пытаюсь найти силуэт «Альфа» на фоне темного неба, но вообще ничего не вижу.
Черт.
С новым приливом ужаса я осознаю, что не могу ориентироваться на местности. Поднимаю взгляд на безоблачное небо, в столпотворение этих миллиардов и миллиардов крохотных звезд, но теперь все кажется таким огромным и враждебным, что у меня кружится голова. Внезапно возникает резкое чувство дезориентации, желание лечь на землю и вцепиться в лед, как будто я вишу вниз головой и могу упасть вверх.
А ну перестань, Кейт. Возьми себя в руки.
Пытаясь выровнять дыхание, я снова кручусь на месте, но вокруг абсолютная пустота, и я понятия не имею, в какую сторону идти. Пульс учащается, когда я пытаюсь решить, что делать. Я начинаю серьезно замерзать; нужно двигаться, и желательно быстро.
Но что, если я пойду в неправильном направлении? Что, если уйду от станции? Я могу напрочь потеряться и замерзнуть насмерть в считаные минуты.
Единственный здравый вариант – это оставаться на месте и ждать, пока кто-то поймет, что я не вернулась. Но сколько времени это займет? Что, если никто не заметит или попросту решит, что я пошла спать?
Идиотка, думаю я со страхом и раздражением. Почему я была так беспечна? Мне нужно было вернуться с остальными. Никому из нас нельзя оставаться снаружи в темноте одному, но с таким количеством правил на станции их соблюдение контролировалось все меньше по мере того, как наступала зима.
– Помогите! – кричу я в бесконечную ночь, топая ногами – пальцы уже так онемели, что я едва ли их чувствую. Я дрожу так сильно, что с трудом стою.
Я умру здесь, решаю я, охваченная еще одной волной слепой паники. Замерзну насмерть в этой гребаной адской дыре.
– Помогите! – снова кричу я, слушая, не донесется ли ответ. Но это бессмысленно. Я слишком далеко от базы, мой голос не достигнет ее; кроме того, у зданий настолько хорошая изоляция, что звуки извне практически не проникают.
В отчаянии я бросаюсь в темноту в направлении, которое, как я надеюсь, ведет к зданию; если я останусь здесь, все равно умру. Но практически мгновенно я спотыкаюсь о ледяной гребень. Жгучая боль отдается в моем травмированном колене, отчего у меня перехватывает дыхание, и я падаю вперед. Слышу треск лыжных очков, когда голова ударяется о землю.
– Дерьмо. – Я начинаю плакать по-настоящему, но это лишь ослепляет меня – слезы мгновенно замерзают, цепляясь к ресницам.
Я крепко зажмуриваю глаза, заставляя себя остановиться, и на несколько секунд я снова в той машине, прижата под невозможным углом. Время остановилось. Тиканье охлаждающегося двигателя. Ощущение, странно похожее на умиротворение.
