У кровати не было ни изголовья, ни изножья. Матрас лежал на раме, установленной на четырех ножках.
Рама эта была на виду, поскольку Зиллис обходился без покрывала.
Билли достал наручники из мешка. Одно кольцо закрепил на раме.
— Встань на руки и на колени, — приказал он. — Ползи на мой голос.
Оставаясь на полу, дыша все так же шумно, но уже не с таким трудом, Зиллис сплюнул на ковер. Слезы, текущие по щекам, смочили «мейсом» губы, с которых горечь попала в рот.
Билли подошел к нему и вдавил дуло пистолета в затылок.
Зиллис сжался.
— Ты знаешь, что это?
— Ствол.
— Я хочу, чтобы ты полз в спальню.
— Черта с два.
— Я серьезно.
— Хорошо.
— К кровати.
Хотя спальня освещалась одной тусклой лампой, Зиллис закрыл глаза: даже этот свет был для него слишком ярким.
Дважды Зиллис сбивался с курса, и Билли направлял его к цели.
— Теперь сядь спиной к кровати. Хорошо. Левой рукой пощупай сзади себя. Наручники свешиваются с рамы. Да, это они.
— Не делай этого со мной. — Из глаз Зиллиса по-прежнему лились слезы. Пузыри лезли из носа. — Почему? За что?
— Вставь левое запястье в пустой браслет.
— Мне это не нравится.
— Неважно.
— Что ты собираешься со мной делать?
— Все зависит от тебя. Надевай браслет.
После того как Зиллис защелкнул браслет, Билли наклонился, чтобы проверить замок. Зиллис по-прежнему ничего не видел, поэтому не мог ударить его или попытаться отобрать пистолет.
Стив не мог таскать кровать по комнате. Но, приложив определенные усилия, мог перевернуть ее, сбросить матрац, разобрать раму, скрепленную болтами, и таким образом освободиться. На это, конечно, ушло бы время.
Ковер выглядел грязным. Билли не собирался ни садиться на него, ни опускаться на колени.
Он прошел на кухню и вернулся с единственным на весь дом стулом с высокой спинкой. Поставил перед Зиллисом, за пределами его досягаемости, сел.
— Билли, я умираю.
— Ты не умираешь.
— Я боюсь за свои глаза. До сих пор ничего не вижу.
— Я хочу задать тебе несколько вопросов.
— Вопросов? Ты рехнулся?
— Если не совсем, то наполовину, — признал Билли.
Зиллис закашлялся. Сильно, до хрипоты. «Мейс» продолжал действовать. Билли ждал.
Наконец Зиллис смог заговорить, пусть голос сел и дрожал.
— Ты насмерть перепугал меня, Билли.
— Хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты сказал мне, где ты держишь оружие.
— Оружие? Зачем мне оружие?
— Из которого ты застрелил его.
— Застрелил его? Застрелил кого? Я ни в кого не стрелял. Господи, Билли!
— Ты пустил ему пулю в лоб.
— Нет. Никогда. Только не я, — его глаза застилали вызванные «мейсом» слезы, поэтому Билли не мог определить, говорит ли Зиллис искренне или играет. Он моргал, моргал, пытаясь вернуть себе способность видеть. — Слушай, если это какая-то шутка…
— Шутник — ты, — прервал его Билли. — Не я. Ты — исполнитель.
На это слово Зиллис не отреагировал.
Билли подошел к столику у кровати, выдвинул ящик.
— Что ты делаешь? — спросил Зиллис.
— Ищу оружие.
— Оружия нет.
— Оружия не было раньше, когда здесь не было и тебя, но теперь есть. И ты держишь его где-то поблизости, под рукой.
— Ты был здесь раньше?
— Тебе нравится грязь, не так ли, Зиллис? После ухода мне придется отмываться кипятком.
Билли открыл дверцу прикроватного столика, покопался на полках.
— И что ты собираешься сделать, если не найдешь оружия?
— Может, прибью твою руку к полу, а потом по одному отрежу все пальцы.
Голос Зиллиса звучал так, будто он вот-вот расплачется по-настоящему:
— Не говори так. Что я тебе сделал? Я тебе ничего не сделал.
Билли сдвинул дверь стенного шкафа.
— Когда ты был у меня дома, Стиви, где ты спрятал отрезанную кисть?
Стон сорвался с губ Зиллиса, он принялся качать головой: нет, нет, нет, нет.
Полка находилась выше уровня глаз. Обыскивая ее, Билли спросил:
— Что еще ты спрятал в моем доме? Что ты отрезал у рыжеволосой? Ухо? Грудь?
— Быть такого не может, — голос Зиллиса по-прежнему дрожал.
— Не может что?
— Господи, ты же Билли Уайлс.
Вернувшись к кровати, Билли приподнял матрац, чего бы никогда не сделал, не будь на руках латексных перчаток.
— Ты — Билли Уайлс, — повторил Зиллис.
— И что с того? Ты думал, я не знаю, как постоять за себя?
— Я ничего не сделал, Билли. Ничего.
Билли обошел кровать.
— Так вот, я знаю, как постоять за себя, путь и не кричу об этом на всех углах.
Билли поднял матрац с другой стороны под продолжающееся верещание Зиллиса:
— Билли, ты же меня знаешь. Я только шучу. Черт, Билли. Ты же знаешь, болтать языком — это все, на что я способен.
Билли вернулся к стулу. Сел.
— Теперь ты хорошо меня видишь, Стиви?
— Не очень. Мне нужна бумажная салфетка.
— Воспользуйся простыней.
Свободной рукой Зиллис нащупал край простыни, потянул на себя, вытер лицо, высморкался.
— У тебя есть топор? — спросил Билли.
— Господи.
— У тебя есть топор, Стиви?
— Нет.
— Говори мне правду, Стиви.
— Билли, нет.
— У тебя есть топор?
— Не делай этого.
— У тебя есть топор, Стиви?
— Да, — признал Зиллис, и из груди вырвалось рыдание, свидетельствующее о том ужасе, который охватил Зиллиса.
— Ты или чертовски хороший актер, или действительно туповатый Стив Зиллис, — сказал Билли, уже склоняясь к тому, что второй вариант и есть истинный.
Глава 62
— Когда ты рубил манекены во дворе, ты представлял себе, что рубишь настоящих женщин? — спросил Билли.
— Они всего лишь манекены.
— Тебе нравится рубить арбузы, потому что внутри они красные? Тебе нравится смотреть, как разлетаются ошметки красного мяса, Стиви?
