К февралю 1986 года Гербер увидел, что эта система работает; отдел приобрел двух новых советских агентов, и они не были расшифрованы или арестованы КГБ. Гербер все еще не знал, что вызвало провалы 1985 года, но он знал, что ему удалось «остановить кровотечение».
Москва. Январь 1986 года
Барри Ройден, заместитель руководителя службы контрразведки ЦРУ, сидел напротив резидента ЦРУ в Москве. Его миссия была довольно простой. Он должен был проинформировать резидента и его заместителя о новом успехе в работе против КГБ, достигнутом в Бангкоке. На самом деле никакого успеха в Бангкоке не было. Имя нового завербованного агента было вполне реальным, но все остальное было тщательно подготовленной фабрикацией, рассчитанной на выявление технических средств контроля, которые КГБ, возможно, удалось внедрить в московскую «желтую субмарину». Московский резидент чувствовал себя несколько неловко, слушая устную информацию Ройдена. Ему уже несколько месяцев не давала покоя мысль, что русские как-то могли проникнуть в это замкнутое пространство; пять месяцев назад там же он написал: «Иногда мне кажется, что они здесь со мной».
Теперь Ройден проверял это подозрение.
19
Москва. 21 февраля 1986 года
Когда теплоход «Сиберия-мару» пришвартовался в порту Находка с контейнером № CTIV-1317221 на борту, Рэм Красильников был потрясен. Этот контейнер должен был быть отправлен ближайшим грузовым составом в Ленинград. Путешествие через 11 часовых поясов по всей территории СССР должно было занять три-четыре недели. Согласно грузовым документам конечным пунктом назначения этого контейнера, загруженного изделиями ремесленного производства, была Западная Германия.
Когда работники КГБ вскрыли контейнер, они обнаружили там, на первый взгляд, вполне невинный груз — тщательно упакованные картонные коробки с глиняными цветочными горшками. Однако после того как были выгружены первые два ряда коробок, обнаружилось то, что Красильников впоследствии описывал своему руководству как «чудо-лабораторию». Через узкие прорези с обеих сторон контейнера, замаскированные под вентиляционные отверстия, наружу смотрели телевизионные камеры. Они были связаны с компьютером и целой батареей самых современных научных приборов. Проведенное КГБ тщательное исследование этой техники позволило установить предназначение этого технического чуда холодной войны — выявление источников радиоактивности по всему маршруту, пролегавшему через территорию СССР.
Было установлено, что техника могла регистрировать интенсивность и спектральный состав излучений, общую дозу нейтронов и гамма-лучей, фиксировать географические координаты источников излучений, атмосферное давление, температуру и привязывать эти данные к панорамной фотосъемке, которая производилась через вентиляционныеотверстия.
КГБ пришел к выводу, что «чудо-лаборатория» могла выявлять места производства ядерного оружия, места его складирования и пункты транспортировки по территории СССР. Сенсоры могли выявлять боеголовку с боезарядом в объеме одного килограмма плутония с расстояния 10 метров. Эксперты КГБ установили, что техника могла функционировать автономно в течение трех месяцев. За контейнером № CTIV-1317221 могла стоять только одна разведслужба — Центральное разведывательное управление США.
Красильников был убежден, что обнаруженный в Находке настоящий клад может быть с успехом использован в борьбе с американскими спецслужбами, и предложил развернуть пропагандистскую кампанию. К его удивлению, это предложение было встречено холодным молчанием. Это было разочарование, которое он отнес на счет министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе, в то время искренне охваченного «новым мышлением». Но Красильников не хотел так просто предавать свою находку забвению.
Лэнгли. Конец февраля 1986 года
Я читал телеграмму из Токио и думал, сколько еще времени пройдет, прежде чем советский отдел потерпит очередной провал. Я получил ответ, когда увидел в дверях моего кабинета Пола Редмонда.
— Они захватили «Абсорб»
[39], — сказал Редмонд без каких-либо эмоций, как человек, у которого больше нет никаких сомнений.
— Да… — сказал я, бросая телеграмму из Токио в корзину исходящих. — Ховард знал об этой операции?
— Не должен был. Но кто здесь сейчас хранит секреты?
— Мы можем выяснить?
— Мы этим занимаемся.
— Что ты думаешь?
Редмонд помолчал.
— Ты знаешь, что я думаю.
Москва. 10 марта 1986 года
Майкл Селлерс встречался с агентом «Каулом» только однажды, почти год назад. Во время первой встречи — двухчасовой прогулки по московским тихим улицам — работник КГБ так и не раскрыл своего имени. Он сказал, что знает, как плотно КГБ ведет слежку за работниками ЦРУ в Москве, и поэтому не хочет рисковать своей безопасностью. Селлерс знал его только по имени «Стас», которым они договорились пользоваться.
Стас предложил свои услуги в 1984 году, бросив письмо в открытое окно автомашины американского дипломата. ЦРУ направило своего работника для встречи с ним, но этот работник, которому в тот вечер удалось уйти от слежки, не понимал русского, и встреча прошла впустую. Неудача этого первого контакта подлила масла в огонь дебатов о том, что русский может быть подставой.
«Каул» был груб, и даже отлично владевший русским языком Селлерс с трудом понимал его. У Селлерса сложилось впечатление, что «доброволец» работал в московском контрразведывательном подразделении Второго главка. Это был московский вариант «крутого» нью-йоркского полицейского, советский «Попай Дойл»
[40]. Он четко обозначил свои требования. Его интересовали только деньги, и он не боялся показаться циничным. Он нервничал, когда снабженный диктофоном Селлерс просил его повторить или уточнить что-то.
Но он много знал о том, как КГБ вел слежку за операциями ЦРУ в Москве. Пока два шпиона осторожно бродили по темным городским улицам, «Каул» предупредил Селлерса, что он не будет передавать документы, которые можно проследить как исходящие от него. Он также требовал, чтобы передаваемые ему деньги были «чистыми», то есть брались из источника за пределами СССР и упаковывались в пакеты, которые бы не вскрывались работниками ЦРУ в Москве.
Селлерс и «Каул» тщательно отработали систему связи на будущее. «Каул» дал Селлерсу номер телефона, по которому тот мог звонить в «безопасные» окна продолжительностью 10 минут. Позже ЦРУ пришло к выводу, что это был номер дежурной службы КГБ, который нельзя было привязать к какому-то конкретному лицу. «Каул» собирался делать так, чтобы в согласованное время он был единственным человеком у этого телефона, благодаря чему ЦРУ могло обменяться с ним заранее согласованными и безобидно звучащими фразами.
