Бежавшие в Зубару жители Бахрейна обратились за помощью к своим врагам, ваххабитам. И те с готовностью откликнулись на это обращение. В 1801 г. бахрейнское крыло племени бану ‘утуб во главе с родом Аль Халифа при содействии ваххабитов отбило Бахрейн у Маската, но подпало под власть ваххабитов.
Арабские историки сообщают, что после овладения Бахрейном маскатцы планировали напасть на Зубару. Но поскольку Зубара находилась под защитой ваххабитов, сунуться туда не решились. Задались мыслью проследовать в Кувейт, чтобы «собрать долги» с укрывшихся там бахрейнских владельцев судов, не заплативших Маскату дань за проход Ормузского пролива. Готовясь к проведению военной акции против Кувейта, обвинили и его в несоблюдении ранее достигнутых договоренностей об уплате аналогичных сборов судами торгового флота Кувейта оманскому сторожевому посту на полуострове Мусандам
[161].
Удалось ли султану Маската, Ибн Ахмаду (правил 1793–1804), получить дань с Кувейта во время этого похода, точно не известно. Сохранились лишь сведения о том, что после короткого пребывания у побережья Кувейта его корабли возвратились на Бахрейн, откуда вскоре ушли в Маскат.
Угрозу правителя Маската обрушиться на Кувейт, продемонстрированную его военным флотом, исследователи Кувейта классифицируют, как неудавшуюся попытку султана заставить шейха Кувейта признать над Бахрейном верховенство ‘Умана (Омана).
В 1802 г. султан Маската попытался «вернуться на Бахрейн». Однако практически сразу же вынужден был снять осаду Манамы и срочно отбыть в Маскат. Причиной тому — угроза нападения на Маскат ваххабитов, организовавших набег на земли Омана в ответ на действия султана в отношении Бахрейна
[162].
Занятость ваххабитов делами в Катаре на Бахрейне, их острое противостояние с шарифами Мекки и племенами мунтафиков в Южной Месопотамии, равно как и схватка с турками за Эль-Хасу, все это отвлекало внимание ваххабитов от Кувейта. Тем более что никакой угрозы для них небольшой удел племени бану ‘утуб в Кувейте не представлял
[163].
Кувейт все это время рос и креп. Будучи окруженным оборонительной стеной, располагая довольно крупным флотом и возможностью выставить под седлом от 5 до 7 тыс. воинов, он мог уже оградить себя и от морских набегов на его суда со стороны племен кавасим в море, и от наскоков ваххабитов с суши.
Помогало Кувейту выдерживать пресс ваххабитов и искусство политического лавирования шейха ‘Абд Аллаха Аль Сабаха, гибко реагировавшего на всякого рода обращения к нему эмира ваххабитов, и в первую очередь на просьбы деликатного характера. Так, когда в 1803 г. ваххабиты недвусмысленно дали понять правителю Кувейта, что хотели бы видеть флотилии бану ‘утуб Кувейта и Бахрейна в совместной с флотом бану кавасим кампании демонстрации силы Маскату, то шейх Кувейта отреагировал на такое пожелание ваххабитов положительно. Не преминул, однако, отметить, что выделяет суда в самое востребованное в них время — в сезон «жемчужной охоты», дающей средства к существованию многим его соплеменникам. И рассчитывает на то, что эмир ваххабитов не забудет об этом.
Из донесений полковника Кэмбелла, английского политического резидента в Персидском заливе, следует, что к 1800–1802 гг. влияние ваххабитов простиралось на огромной территории — от Басры на севере до удела племен кавасим на юге. Доподлинно известно, что в списке наместников ваххабитов в подвластных им землях в Восточной Аравии шейхство Кувейт не значилось
[164].
После убийства эмира ‘Абд ал-‘Азиза ибн Мухаммада (1803) сын его, шейх Са’уд, сменивший отца у руля власти, направил всю мощь ваххабитов на Южный Ирак и Хиджаз. Кратно усилил «хватку ваххабитов» над Эль-Хасой и рядом провинций ‘Умана (Омана). Контроль над Зубарой и Бахрейном ваххабиты осуществляли из Эль-Катифа и Эль-‘Укайра, что в Эль-Хасе. Зубара сделалась главным перевалочным центром для индийских товаров, ввозимых в города и провинции Неджда. В 1803 г. эмир Са’уд (правил 1803–1814) взял Та’иф и вошел в Мекку, а в 1808 г. продвинулся до Дамаска.
В 1808–1815 гг. объединенные силы ваххабитов и племен кавасим представляли собой доминирующую силу Восточного побережья Аравии. Перечить им не осмеливался никто. Самостоятельность Кувейта, конечно же, раздражала ваххабитов. Но и в 1808 г. Кувейт, по словам Ибн Бишра, в списке ваххабитских провинций все еще не числился.
В июне 1808 г. отряд ваххабитов, численностью в 4 тыс. чел., на быстроходных верблюдах, предпринял очередной набег на Кувейт. Основанием для «выплеска злобы против Кувейта», как повествуют хронисты, послужил отказ шейха ‘Абд Аллаха платить им дань. Однако и эта их попытка «опрокинуть непокорный Кувейт и поставить его на колени» не увенчалась успехом. Мужество и стойкость жителей Кувейта по достоинству оценили даже турки.
В знак благодарности за решительный отпор ваххабитам, стреноживший их бросок на Басру, турецкий паша Багдада направил шейху ‘Абд Аллаху подарки
[165].
Эта пощечина, нанесенная ваххабитам Кувейтом, не давала покоя эмиру Са’уду. Будучи занятым набегами на Южный Ирак и расширением границ своего эмирата за счет включения в него земель Хиджаза, он попытался убедить Султана ибн Сакра, имама Маската, совершить совместный с племенами кавасим бросок на Кувейт с моря. Однако и тот, и другой ответили отказом. Предпочли непослушание заинтересованному в них эмиру Са’уду, пишет Абу Хакима, вполне возможному проигрышу в схватке с хорошо вооруженным уже к тому времени кувейтским флотом, на стороне которого, как они считали, могли выступить и англичане.
До конца XVIII столетия ни британцы, ни турки-османы активных военных действий против ваххабитов не предпринимали. Ситуация изменилась, когда ваххабиты захватили Священные места ислама, Мекку и Медину, и получили выход и к Красному морю. Иными словами, встали твердой ногой на обоих побережьях Аравийского полуострова, восточном и западном.
Период правления эмира Са’уда ибн ‘Абд ал-‘Азиза арабские историки называют «золотым веком ваххабитов», а самого эмира Са’уда — архитектором Дир’ийского эмирата ваххабитов. Ко времени прихода к власти ему исполнилось 55 лет. Из них 35 лет он провел в войнах и набегах. Слыл непревзойденным мастером газу, ловким и удачливым. Редко когда набрасывался на города, обнесенные оборонительными стенами; даже в том случае, если численность его войска превышала 50 тыс. человек. Еще одно железное правило Человека-меча, как его величали бедуины, гласило: не нападать на турок в открытую, никогда и ни в коем случае, дабы огневая мощь их ружей, по выражению эмира, не косила ряды его воинов, как «лезвие бритвы щетину».
