— Это я! И с братом построю магистраль. Закончу то, что начал отец. Деньги от платины пойдут туда.
«А ты пытаешься произвести на него впечатление. Ну и пусть».
— Да уж, — Матвей покачал головой, — вы замахнулись. По сути, перекроить карту мира.
— Велики шансы, что нас прикончат по дороге, — усмехнулась она. — Вот только что со мной едва не разделались. Хотя пока мы о платине не объявляли.
Матвей потер лоб.
— Кстати, вспомнил. Когда ходил за дровами, возле ангара сел глайдер. Оттуда вышел странный человек в надвинутом капюшоне и спросил, здесь ли Кэти Варламова? Я ответил, что да, и тогда он выстрелил в меня из парализатора.
— И?.. — привстал Толуман.
Матвей поколебался, похоже что-то недосказывает.
— Заряд ему и достался. Я оставил этого типа на снегу, пусть поостынет.
— Не понимаю… — начал Толуман, но Кэти махнула ему рукой. «Здесь что-то странное, но не надо давить».
— Что можешь сказать о его внешности? — спросила она.
— Лицо белое, крылья носа раздутые, впечатление жестокости…
— Это он! — крикнул Толуман, вскакивая. — Отец-настоятель из имперской корпорации. — И растерянно глянул на Кэти: — Значит, это не Прескотт! Выходит, за тобой имперцы охотились.
Кэти прикрыла глаза. «Слишком много всего и сразу!».
— Хорошо, мальчики, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Мы узнали кое-что важное. Потом соберемся втроем и еще раз все обсудим. А пока давайте поужинаем, кафетерий еще работает.
Когда сидели за столиком, Матвей поглядывал на парковку под окнами. Вдруг привстал.
— Появилась, — объявил он.
Из голубого глайдера вышла девушка и направилась к входу. Кэти покачала головой и взялась за телефон: — На вахте, пропустите ее. И покажите, как пройти в кафетерий.
Когда девушка вошла, приветствовала: — Здравствуй, Элиза. Давно не виделись.
— Откуда ты? — Толуман вскочил, а Кэти постаралась сдержать улыбку.
Одета так себе. Кое-как приталенная мужская куртка и сползающая на глаза лыжная шапочка.
— Привет, сестренка, — сказал Матвей, и Толуман быстро повернулся к нему. Кэти все-таки не удержалась и хихикнула: глаза у брата сделались круглыми.
— Ну, вся семейка в сборе, — сказала она. — Что будешь есть, Элиза?
Та повесила куртку с шапочкой у входа и присела. Джинсы и свитер, вздернутый носик и серые глазки — довольно симпатичная.
— Привет всем, — сказала она. — Есть не хочу, я только что позавтракала.
Кэти поперхнулась и посмотрела в окно: ночь на дворе. А Матвей укоризненно поглядел на сестру — опять загадка. Толуман на несуразицу со временем, похоже, не обратил внимания.
— Я не знал, что она ваша сестра, — пробормотал он Матвею, не глядя на Элизу. Да и та что-то раскраснелась.
— Родители разрешили погостить со мной пару дней, — объяснил Матвей.
— Я уже взрослая! — возмущенно заявила Элиза.
Кэти поковырялась в мороженом, да и приняла решение.
— Вот что. Завтра суббота, ее и воскресенье объявляю выходными. Мне надо отдохнуть, а ты, Толуман, — она бегло глянула на брата, — можешь показать Элизе местные достопримечательности. Поселить ее можно здесь, есть пара свободных номеров.
«А ты свинья! Устраиваешь так, чтобы Элиза ближе сошлась с Толуманом, ведь тогда больше шансов удержать Матвея. Но что она может с собой поделать? И потом, они взрослые люди — похоже, и подталкивать не надо…».
Она прикусила губу: — Всё. Расходимся, и спокойной ночи.
Много времени провела в ванной и вышла с боязнью, что Матвей на этот раз предпочел диван. Но в гостиной никого не было, а в спальне горел ночник, и ее ждали…
* * *
Толуман
Он проводил Элизу в свободный номер. Не снимая куртки, та огляделась.
— Чистенько, — вздохнула она, — и аккуратненько. Но не очень уютно.
И повернулась к Толуману: — Давай прогуляемся немного.
Он снял в гардеробе свою зимнюю куртку, и вышли на улицу. Чуть ущербная луна сияла над снежными горами, клубы пара от дыхания поднимались в морозном воздухе. Отошли от офисного здания по скрипучему снегу.
— Холодно, — сказала Элиза, — долго не погуляешь… По телефону ты сказал, что хочешь со мною поговорить.
— Да… — Появилась растерянность, как никогда в жизни. — Я скучал по тебе, Элиза.
— И только? — разочарованно спросила Элиза. — Я тоже по тебе скучала, не с кем было бодаться глайдерами.
«Соберись! А то нервничаешь на свидании с девушкой, словно при встрече с медведем».
Он остановился и привлек ее к себе, талия едва чувствовалась под толстой курткой.
— Я сильно по тебе скучал, Элиза. Потому что я люблю тебя.
— Гм, — сказала Элиза и чуть прижалась к Толуману. — Мне приятно это слышать. А когда ты меня полюбил?
— Сам не знаю. Когда ты тащила нас из горящего леса, твое лицо было перепачкано сажей, но прекрасно (Элиза фыркнула). А потом все чаще вспоминал твои милые серые глаза. Ты мне часто снилась.
— Вот как? Значит, мы встречались во снах… Но получается, у тебя любовь не с первого взгляда?
— Уж извини, — пробормотал Толуман.
Элиза слегка прыснула. Подняла лицо, и в лунном свете глаза приобрели волшебное и загадочное выражение.
— Я бы тебя помучила. За то, что ты меня долго мучил. Но у тебя уважительная причина, меня к тебе не пускали. А вот ты мне понравился сразу. Костер на берегу, красивый мужчина, и у тебя по лицу перебегали такие солнечные зайчики… А как вкусно накормил! Ты молодец, у меня бы не хватило духу признаться в любви. Скажи это еще раз.
— Я люблю тебя, Элиза, — сказал Толуман, а она потерлась щекой о меховой воротник его куртки и опять подняла волшебно-дымчатые глаза.
— А почему мы тогда только разговариваем? — прошептала она, прижимаясь сильнее.
Толуман коснулся губами ее рта, и она ответила неловким, но кружащим голову поцелуем.
— Извини, — рассмеялась она. — Меня впервые целуют в губы, мама не в счет. Тебе придется научить меня целоваться… Но знаешь, холодно. Губам тепло, а вот уши мерзнут. Пойдем с улицы.
— В гостиницу?
— Вот еще, буду я целоваться в гостиничном номере. Пойдем к тебе, тут кажется недалеко.
— Рядом, — сказал Толуман, и сердце забилось сильнее. — Только надо взять твои вещи.
Элиза как будто призадумалась, а потом на лице появилась озорная улыбка.
— Нет, поедем на моем глайдере, неохота таскать сумку по морозу…
