После моей пламенной речи, когда я набухался лет в шестнадцать и заявил, что ненавижу его и желаю ему сдохнуть в канаве, думал, мы больше никогда не увидимся. Вы можете сказать, что так оно и случилось: мы не увиделись.
Но на самом деле, данное утверждение не совсем верно. Взять, например, это крыльцо деревянное. На котором я стою. Кулак его самолично мастерил. Укладывал камнями ограду. Десятки раз перестраивал дом. Отец много работал руками, и он тут повсюду. В каждом дереве. В каждой улице. В воспоминаниях каждого жителя хутора, да и станицы тоже.
Кулак всегда что-то мастерил, строгал, точил, и мы с Родионом толклись рядом. Когда в десятом классе я уехал учиться в Краснодар и поселился в квартире, на стенку лез от количества свободного времени.
Итак, отец сильно повлиял на меня. Но у него не получится испортить мне жизнь. Поэтому больше я не допущу ситуаций, способных меня уничтожить. А из той сделаем выводы и пойдем дальше.
Охренеть, пьяный сел за руль, полетел догонять...
Качаю головой, прищуриваясь от дыма. Затягиваюсь крепче. Торкнуло меня сильно, что тут скажешь. Такие вещи нельзя забывать.
На крыльцо выходит отец Златы.
— Данил, доброе утро.
— Доброе, Лев Алексеевич, — здороваюсь я. Протягиваю пачку, тот угощается сигаретой и тоже закуривает.
— Если помощь тебе какая понадобится... — начинает предлагать поддержку.
— Спасибо, — отвечаю. — Буду иметь в виду.
Он работает мелким чиновником в Москве, особо ни на что не влияет, денег тоже не миллионы. Но мужик сам по себе не гнилой.
— Злата говорила, что отец оставил тебе больше проблем, чем денег.
— Она преувеличила. Денег тоже нормально. Просто всё пошло не по плану. Мой брат Родион считался единственным наследником, но он жуткий аллергик. Последние годы жил в Черногории. Все ждали, что он приедет только для того, чтобы всё продать.
— А ты решил иначе?
— Мы посовещались и решили иначе, — хищно улыбаюсь. — Еще раз хочу извиниться, что со свадьбой так вышло. Я не специально.
— На войне как на войне. Мы неплохо провели выходные у тебя здесь. Мне понравился хутор, окрестности. Дом. Выглядит впечатляюще. И есть за что побороться.
— Спасибо.
— Злата сказала, что с нами поедет. Это что-то значит, Данил?
— Да. Так будет лучше. Здесь пока неразбериха.
— В трудные дни жена должна быть рядом с мужем. Иначе потом может получиться так, что...
— Ей нужно уехать, — перебиваю я.
— Хорошо.
— Мне пора, Лев Алексеевич, надо собираться в командировку.
Мы пожимаем друг другу руки.
Злата вскакивает на ноги, когда я захожу в спальню. Она на подоконнике сидела, любовалась колоритным видом. Может, прощалась. Или я становлюсь излишне сентиментальным?
— Я уеду. Где-то на неделю, может, дней на десять, — говорю довольно сухо, шкаф открывая. — Когда вернусь, тебя здесь быть не должно. Собери все свои вещи. Полетишь с родителями. С собой возьми необходимое, остальное я отправлю транспортной компанией, как вернусь.
— Можно я тебя подожду?
— Нет. Ты ведь знаешь, куда я поеду?
— Данил... пожалуйста, только не делай глупостей.
— Глупостей больше не будет. Я хочу выйти из отпуска и уволиться. Как можно скорее.
— Данил... Ты себе даже не представляешь, как я мечтаю вернуть время.
— А я не мечтаю. Слишком много всего случилось, чтобы через это во второй раз проходить.
Я быстро собираю сумку.
— Ты бываешь поистине жестоким.
— Ты тоже.
На улице встречаюсь с Пашкой. Не планировал брать его с собой, но чувак уперся, что если я уеду один, то не вернусь уже. Типа Москва захватит, загуляю или еще что. А он этого допустить не может.
Я стреляю глазами на его огромный чемодан.
— Блть, ты на пмж собрался в столицу? Выкладывай половину.
— По прогнозу там уже осень вовсю. Я не знаю, какую брать одежду.
— Куртку, Паш. Мы по делам едем. Ощущение, что к каждому платью тебе нужны свои туфли и сумочка.
Провожающий нас народ ржет.
— Сука, — рычит Пашка, передразнивая. — Я сто лет никуда не летал.
Я смеюсь. На телефон падает сообщение:
«Через полчаса выезжаю. Вот билет. Всё. Папочка Данил может быть спокоен».
Ниже Маринка шлет фото.
Оглядываю двор и понимаю, что, когда вернусь, всё будет иначе. Я буду уже другим человеком. Не топ-менеджером, взявшим отпуск по семейным обстоятельствам на время сбора урожая. А бизнесменом. Еще я буду свободен. И в станице не будет Марины.
Хм.
Через пять минут отъезжаем с Павлом на «Лексусе». Забавно, мне так сильно не нравится эта машина, но в аэропорт я еду именно на ней. У бэхи лобовое битое, крузак всё еще на отце.
Мы заезжаем в станицу, и я останавливаюсь у дома Егора. Нужно дать ему указания на время моего отсутствия. Он теперь мои глаза и уши в станице. Левая рука.
Я сижу за рулем безумно пафосной, нафаршированной под завязку тачки и чувствую тоску. При этом смотрю, как Егор паркуется у подъезда на своей старой девятке. Из машины выходит его жена и ждет, пока он достанет из автокресла ребенка. Они выглядят замотанными, но вместе с тем завидно дружными. Они выглядят семьей. Им только денег не хватает для полного счастья. Остальное всё эти люди построили сами. Каким-то невероятным образом.
В этот момент я понимаю, что устал. От сражений, от правды, проблем. Понимаю, что не хочу завтра утром переться в офис и смотреть в глаза Зуеву. Больше не хочу бить ему морду. Вообще ничего не хочу.
Но зато я отлично помню податливые губы, прикосновения к нежной коже. Улыбки и взгляды. И то, как пульс частил, как кожа горела. Я всё это помню и хочу себе. Сейчас.
— Планы меняются, Паш, — слышу свой собственный голос. — Прости. Надо было брать твой чемодан.
Оглядываю салон. Не так уж и плоха эта машина, как мне показалось изначально. Видимо, всё, связанное со Златой, в то время бесило. Как же сильно меня всё бесило!
— Не летим в Москву? — упавшим голосом произносит Пашка. — Блин, я настроился уже.
— Не летим. Но едем. Покатаемся немного по стране.
— В каком смысле покатаемся по стране?
Я достаю сотовый, бросаю взгляд на экран. Ее автобус отъехал двадцать минут назад.
Направление я знаю.
После короткого разговора с Егором прыгаю за руль и выжимаю педаль газа.
— Данил, объясни, что происходит, — требует Пашка.
