– Ты что, охренела?! – искренне возмутилась женщина. – Единственная радость в жизни осталась! Сама, блин, лечись! – Что ж, она свой выбор сделала.
А еще через пару минут раздался умиротворенный булькающий храп – истерзанная абстиненцией и лошадиными дозами физраствора, мученица уснула.
Так даже лучше. Я взяла ее за руку и закрыла глаза…
* * *
– Быстро, едем на улицу Садовую, это за поворотом, почти рядом с домом Никольского! – скомандовала я, стремительно заскочив в джип и с силой захлопнув дверцу.
– Эй, полегче, машина новая! – возмутился Алан, но, заметив выражение моего лица, осекся. – Ты что-то узнала?
– Только у кого все это время был халат, ее нужно немедленно найти.
– Кого ее?
– Бабу Варю. Лидия Федоровна дала ее адрес.
– Та странная женщина с остановки? Ты же сказала, что она выбросила халат днем, за несколько часов до смерти Ларисы?
– Да, днем, только не девятнадцатого, а позже. Василису родители забрали вечером девятнадцатого из дома Маши, туда же за час до этого баба Варя принесла фонендоскоп и халат. Маша велела его выбросить, она и выбросила – на следующий день в больнице.
– Принесла вечером… это уже после…
– После смерти Ларисы, скорее всего.
Его серые глаза широко распахнулись, голос невольно дрогнул:
– И что, черт возьми, это значит?
– Не знаю. Давай спросим у нее. Садовая, пятнадцать, если, конечно, она уже вернулась.
Она не вернулась – на наш долгий настойчивый стук в дверь и окно никто не отреагировал. Только соседка из ворот выглянула и сообщила, что дома никого нет, а хозяйка вернется к вечеру.
Мы отправились в Лесогорск и уже через двадцать минут остановились возле того самого четырехэтажного дома, расположенного между магазином и клубом «Тайна».
– Она сказала – сестра живет на третьем этаже, но в какой квартире? В каком подъезде?
– Их всего три, найдем.
– Как? Мы даже имени ее не знаем, – ворчал Алан, входя в первый подъезд.
– Ты забыл про мою настырную интуицию – она подскажет. Это, кстати, не тот подъезд. Идем дальше.
Второй подъезд, тридцатая квартира, запертая дверь, ощущение сильнейшего отчаяния, страха, боли – и ни звука за ней.
Я изо всех сил заколотила в дверь и вдруг схватилась за горло, ощущение из транса вернулось – меня снова душили, как Ларису.
– Что с тобой? – подоспел Войнич.
– Скорее, открой дверь! За ней происходит что-то ужасное!
– Как? Нельзя просто выбить чужую дверь, это преступление!
Мне становилось хуже – невидимая удавка на шее затягивалась все туже.
– Пожалуйста, я не могу разорвать связь, – просипела я чужим голосом, оседая на пол возле стены.
– Черт! Да что происходит? – Тревога в его голосе и взгляде сменилась страхом.
– Дверь, – прохрипела я из последних сил.
Войнич негромко выругался, оттащил меня в сторону, затем сквозь затуманенное сознание я услышала резкий грохот, странный шум, голоса, крики, и в мои легкие снова хлынул кислород.
Откашлявшись, я поднялась и вошла. Причина моей асфиксии обнаружилась в спальне. Там на полу, раскинув руки, будто птица в полете, лежала невысокая темноволосая женщина лет пятидесяти с пустым взглядом голубых остекленевших глаз. А рядом тяжело дышащий Алан удерживал бабу Варю, заломив ей руки за спину. Она, впрочем, даже не пыталась вырываться.
– Я не успел. Она ее задушила, – сообщил он с горечью.
– Нет, я ее спасла, – спокойно поправила женщина, и ее круглое румяное лицо озарилось улыбкой Христа-спасителя, только что исцелившего лежащего при смерти больного. Улыбкой, от которой мне стало жутко.
Я бросилась к телу женщины и проверила пульс – на запястье он не прощупывался, а вот на сонных артериях ощущалась едва заметная пульсация.
– Она в коме, но еще жива.
Я положила руки на грудь женщины и попыталась запустить ее сердце. С третьей попытки это удалось. На бледных щеках появился легкий румянец, она сделала глубокий вдох, словно наглотавшийся воды утопающий, и стала кашлять, совсем как я пару минут назад.
– Нет! Нет! Что ты наделала! – отчаянно вскрикнула баба Варя и стремительно бросилась к нам, но Алан ее удержал.
– Что ты наделала! – всхлипнула она. – Ты ее погубила!
– Это ваша сестра? Почему вы хотели ее убить?
– Я ее спасала!
– Как Ларису Малинину? – уточнила я.
Круглое лицо снова осветила вспышка умиротворения.
– Да, ее и ту девушку возле клуба. Их я успела спасти, а вот Ирочку, дочку, – нет, а теперь и Тонечка будет продолжать мучиться! Она и так настрадалась – это неправильно! – Она забилась в руках Алана, как смертельно раненная птица, пойманная охотником в силки, ясные голубые глаза затянула пелена безумия. – Мама знала, она первой спаслась, мамочка все знала!
– Да она чокнутая, – констатировал Алан, – вызывай своего лейтенанта и «Скорую» – точка поставлена!
Глава 20
Полицейский участок мы покинули только вечером, уставшие и опустошенные.
Домой возвращались молча. Разговаривать не хотелось, но тишина тоже угнетала, и я первой решилась ее нарушить:
– Я звонила Алине. Галя пришла в себя. Думаю, ей больше ничего не грозит.
– В мире, где полно психов и маньяков, таких, как твой отец и эта тварь? – огрызнулся крайне взвинченный Войнич, ему вся эта история далась очень непросто. – Как бы не так!
– В таком случае эта, как ты выразился, тварь права, и смерть – спасение от всех тягот жизни.
– Не понимаю, она столько лет работала в больнице, и никто ничего не заметил. Как такое возможно?!
Пришлось рассказать то, что я узнала о судьбе бабы Вари.
– Она ведь такой не родилась. Даже в детстве, когда обнаружила мать повесившейся в сарае, не бросилась никого душить. И потом, спустя годы, когда вытащила из петли собственную дочь-подростка, пытавшуюся свести счеты с жизнью, тоже ничего не произошло. А вот когда девушку через несколько лет изнасиловали и замучили до смерти какие-то отморозки, баба Варя сломалась – стала видеть спасение в смерти и жалеть, что остановила дочь в момент самоубийства, ведь тогда бы она просто умерла и избежала более ужасной участи.
– А Лариса ей просто под руку подвернулась?
– Можно и так сказать. Была как раз годовщина смерти Иры – ее дочери. Баба Варя после работы зашла к Никольскому – она убиралась у него два раза в неделю. Хозяев не было дома, но для нее оставляли ключ. Закончила уборку и пошла в гараж за пилой – отпилить обломившуюся ветку дерева, зависшую прямо над входной дверью. Что случилось дальше, я точно не знаю. Наверное, она услышала шум внизу, как-то смогла открыть люк и нашла Ларису. Сумку она бросила наверху, а вспомнив, что там есть термос с горячим чаем, вернулась за ней: хотела просто успокоить девочку, чаем напоить. Но Лариса была в невменяемом состоянии – металась, кричала, истерила. Сумка перевернулась, из нее вывалились халат и фонендоскоп. Вот фонендоскопом она ее и задушила, искренне веря, что спасает от дальнейших ударов судьбы. И Валю тоже она убила.
