Практически все лето вице-король провел в горном городе Шимла, где общался с весьма специфическим колониальным руководством. Князья и правители индийских земель были очень колоритной публикой. Например, низам Хайдарабада Асаф Джах VII. Это был один из самых богатых людей в мире, склонный к патологической скупости. Его сокровищницы ломились от драгоценностей, но он не мог потратить и лишней рупии на свое княжество. Дети его жили в постоянном страхе, он держал их на диете лечебного голодания, и его два сына – Азема и Муеззем рассказали испуганному вице-королю, что, когда дантист рекомендовал их отцу вставить два или три золотых зуба, он приказал сначала их вставить им, чтобы узнать, причиняло ли это боль. Два мальчика тогда подверглись пыткам дантиста, и когда низам услышал, что это был ужасно болезненный процесс, он отказался поставить золотые зубы себе. Дома низам редко мылся, носил грязную феску, древние фланелевые брюки и пару самых дешевых желтых ботинок, но, когда он приезжал в Дели, он брал с собой пятьсот слуг, двести солдат и удивительное количество жен.
Или магараджа Альвара, который утверждал, что произошел от бога Солнца. «Здесь была сильная и мрачная индивидуальность; высокий человек рептильной красоты и замечательных достижений, философ, ученый и прекрасный оратор с богатой властью речи. Очевидно, жертва шизофрении, он, как известно, был садистом и извращенцем и говорил с англичанами так высокомерно, что было трудно его вынести. Как предполагали, он убил не одного человека, перешедшего ему дорогу, и однажды даже привязал упорного пони на холме на жаре, нанося ежедневные визиты, чтобы смотреть, как он умирает от жажды»
187. Удивительно, но за тысячи километров от Йоркшира барон Ирвин познакомился с цветными отражениями своего отца и себя самого.
Ирвин жестко очерчивал границы с князьями, ясно давая понять, что он белый господин, а они его цветные подданные. Когда те пытались «подкупить» его дорогими подарками, он, несмотря на собственную скупость, решительно отказывался от предлагаемых даров. Один из князей обиженно заметил, что его предшественник Рединг всегда с уважением относился к таким знакам внимания, на что Ирвин ответил, что каждый вице-король сам в ответе перед своей собственной совестью.
Барон Ирвин тосковал по Йоркширу. Его воспоминания испещрены сравнениями тех или иных деталей с Хиклтоном или Гэрроуби. Как и в Англии и где бы то ни было в принципе, Ирвин выделял себе два дня в неделю для охоты. Правда, в Индии в основном специализировался поначалу на тиграх, а не на лисах. Такую охоту организовывал для него каждый из бесчисленных индийских князей. В Гвалиоре они однажды прикончили сразу четырех тигров за один день. Но князья так усердствовали в своем стремлении угодить вице-королю, что специально подстраивали его встречу с тигром, а это Ирвина часто огорчало. Он хотел охотиться и убивать животных самостоятельно, без снисходительной помощи. Поэтому, когда видел, что с ним жульничают, великодушно уступал право выстрела своим адъютантам.
На одной из охот, когда тигр, кажется, оказался у него на прицеле по-честному, Ирвину показалось, что его отвлекла Дороти, он обернулся, «и в ту секунду, когда мои глаза вернулись к точке, за которой я следил, тигр ускользнул, и я видел только желтые и черные полосы, удаляющиеся от нас»
188. Удача улыбнулась ему только в Дхолпуре, где он приблизительно со ста ярдов попал в скачущего галопом тигра, который перевернулся в прыжке, как подстреленный кролик. «После этого я подумал, что было бы мудрее никогда больше не стрелять тигров»
189. Удачная охота пробудила в Ирвине человеческие качества, и он признавался, что просто наблюдать за тиграми, как они лежат на берегу на солнце, спят и облизываются, как большие кошки, гораздо лучше и интереснее.
В июле начались муссоны, поэтому из Шимлы вице-королевская компания переместилась еще ближе к горам. Дороти не нравилось жить в горной местности, но Ирвину там нравилось очень. «Утро следовало за ночью, и под открытым небом ветер сопровождал наш путь через прекрасный гималайский пейзаж, мы шли пешком или гуляли верхом на пони в удобном темпе и, по-видимому, слишком близко к пропастям. Когда наступал вечер, мы добирались до нашего лагеря, бывшего нашим авангардом, в восхитительном месте, мы приятно падали на шезлонги, чтобы наконец-то насладиться поданными напитками со льдом. Местные жители подходили к нам, принося их “dalis”, большие подносы овощей и фруктов, и ставили их к нашим ногам. Ночью, после того, как мы обедали, деревенские танцоры приезжали и танцевали для нас вокруг костра под светом луны и звезд»
190. Ирвин с восторгом описывал отцу свои путешествия и природу: «Я не могу передать тебе, как мы наслаждаемся – прекрасная страна, снежные холмы, великолепные деревья и масса полевых цветов. Целая земля была усыпана самыми прекрасными темно-синими незабудками и дикими маргаритками. Мне жаль только, что мы не проделали этот путь вместе»
191. Но даже самые красивые пейзажи приедаются, поэтому Ирвин стал испытывать то же, что было его постоянным спутником и на войне, и в Парламенте, и на службе в Кабинете министров – скуку.
Вместе с ними в горы следовала армия слуг. Штату адъютантов, который окружал Ирвина, в принципе было нелегко. Вице-король постоянно оставлял продуманные службой безопасности маршруты и углублялся в опасные районы бедных городов, бесстрашно проверяя судьбу на прочность. Он начал развлекать себя, совершая рисковые прогулки по горам. Однажды его лошадь все-таки споткнулась на камнях, и перепуганный адъютант остался один на один со сброшенным и, по-видимому, мертвым вице-королем на руках.
Но Ирвин довольно скоро пришел в себя и на глазах у пораженного таким спокойствием адъютанта продолжил свою прогулку.
Он посещал места, где были жесткие столкновения индуистов и мусульман, и именно отношения этих двух религий были тогда самой значимой проблемой британской колонии. Этому вопросу было посвящено его первое официальное обращение к своему вице-королевству: «От имени индийской национальной жизни и от имени религии я обращаюсь ко всем и каждому из двух сообществ, занявших своих позиции; к тем, кто представляет их в прессе; к тем, кто направляет образование молодежи, которая так легко поддается влиянию; к тем, кто воздает уважение их единоверцам, которые ведут их политику или почитаются ими. Позвольте им разобраться в своем собственном сообществе, чтобы неустанно работать на благо, смело отринуть чувства ненависти и нетерпимости, активно осудить и подавить насильственные действия и агрессию, искренне стремиться избавиться от враждебных подозрений <…> Я обращаюсь от имени национальной жизни, потому что общественная напряженность разъедает ее, как язва. Она распространила себя в противоположные враждебные лагеря. Я обращаюсь от имени религии, потому что я не могу обратиться ни к чему более благородному, и потому что религия – это язык души, изменение души, в котором Индия нуждается сегодня. В каждой религии в уме человека должно присутствовать чувство личного недостатка, сознание того, что нам дано чувствовать не больше, чем часть тайны жизни, которая постоянно побуждает с непреодолимой тоской тянуться к более высокой цели»
192.
