Лорд Чарльз посоветовал сыну как следует отдохнуть и после утомительной жаркой Индии отправиться в путешествие по родным местам: «путешествуя через те части страны, которые ты еще не видел, останавливаясь в местных гостиницах и не думая ни о чем более серьезном, чем о здоровье своей лошади или о том, как погода будет себя вести и сколько же красивых мест в Англии может быть»
285. Ирвин так и поступил, взяв с собой жену, трех сыновей и Джеффри Доусона, не только соседа-йоркширца и старого друга, но и знаменитого редактора «Таймс». Они объехали весь Йоркшир, наслаждаясь каждой милей своего пути: «Было бы невозможно придумать лучший способ провести несколько дней для любого, кто любит страну и любит ездить верхом. Я не думаю, что когда-либо наслаждался чем-то больше. <…> Как метод достижения полной релаксации я могу без любого колебания рекомендовать именно такой отдых»
286. Потом Ирвин наконец принял канадское приглашение и поехал в университет Торонто, где должен был принять участие в лекции о некоторых аспектах индийской проблемы. Бывший вице-король сделал обзор британского становления в Индии в течение XIX в. в первую очередь как историк. Много он говорил и об английской литературе: «это – литература свободы, и Индия пьет из этого живительного источника. Что мы пытаемся сделать в Индии? Мы, Британская империя, пытаемся способствовать созданию объединенной Индии, построенной на тех основных принципах, на которые должно опираться каждое национальное государство»
287. Он говорил о всех хитросплетениях не только политической, но простой жизни Индии в связи с ее географическими, религиозными, национальными, кастовыми особенностями, но закончил тем, что, несмотря на все эти особенности, Британская империя должна искать путь установления конституционального демократического правления в Индии. Эта речь стала его самым длинным и важным заявлением об Индии с момента возвращения из колонии. В своем дневнике он фиксировал: «Я думаю, что выступил вполне прилично. По крайней мере, кажется, все так говорят. Я рад был высказаться от сердца, и надеюсь, что это не наделает слишком много шума в Индии»
288. Ирвин вернулся из Канады в Йоркшир в конце мая 1932 г. и продолжил отдых. С удовольствием он с семьей гостил в соседнем Ноттингемшире у герцогов Портлендских, которые, «должно быть, были почти последними людьми, поддерживающими образ жизни, более характерный для поздних лет девятнадцатого века»
289. В доме самого Ирвина по-прежнему было много религиозных деятелей. Двумя самыми выдающимися из его гостей и постоянных собеседников были архиепископы Йоркские (после – архиепископы Кентерберийские поочередно) – Космо Лэнг и Уильям Темпл. Не раз они сходились в интеллектуально-богословских беседах и друг с другом и с бывшим вице-королем. «В обсуждении Лэнг интересовался эффектом, который могла породить его аргументация; Темпл же был полностью поглощен интеллектуальным анализом вопроса на рассмотрении, не допуская никакой другой мысли. И насколько глубокий анализ это был!»
290 С этими людьми барон Ирвин, воспитанной в подобной среде, чувствовал себя в своей тарелке и с удовольствием пускался в библейскую полемику, анализируя сквозь христианскую мораль и догматы в том числе и индийские проблемы.
Но этим веселым каникулам было суждено вскоре закончиться. В июне 1932 г. внезапно скончался министр образования Национального правительства Дональд Маклин. МакДональд, посовещавшись с Болдуином, решил еще раз предложить Ирвину войти в свой Кабинет, учитывая то, что министром образования он уже однажды, правда, без особенного успеха, был. Ирвин вновь противился назначению, но писал отцу: «Я едва могу сказать тебе, с каким отвращением я оставляю свою очень приятную свободу, но я чувствую, какое тяжелое лежит бремя на тех, кто должен нести его, и было бы неправильно уклониться, если я действительно могу чем-то помочь»
291.
Что в первое пришествие Ирвина в министерство образования, что во второе общая ситуация была мало благоприятной для проведения каких-либо серьезных реформ. Десять лет назад страна тратила основные усилия на устранение последствий Первой мировой войны, теперь все силы правительства Великобритании были брошены на борьбу с мировым финансовым кризисом. Основная задача, которая стояла перед образованием, была повысить школьный возраст с 13 до 15 лет для всех групп населения. До этого лишь 10 % подростков из привилегированных слоев общества могли получать школьное образование, о чем было сказано в отчете еще 1926 г. Однако на то, чтобы увеличить школьный возраст, содержать школы, самих детей и т. д., нужны были средства, в которых раз за разом министерству образования отказывала Палата общин. Трижды в Парламенте был провален Билль о средней школе. Несколько лет его не могли провести лейбористы во главе с фанатично преданным делу Чарльзом Тревельяном. Шанс на то, что это получится у консерватора Ирвина, был невелик.
Как и десять лет назад, нового министра мало волновали вопросы образования. Его подчиненный, заставший оба его пришествия в министерство, Гриффит Уильямс, вспоминал: «Эта отчужденность увеличилась, но в первый раз он хотя бы появлялся в своем кабинете, во второй он едва видел государственных служащих своего ведомства вообще, а если видел, то настораживал их». Уильямс замечал, что у Ирвина вместо обычного чувство юмора была остро отточенная ирония, а также ребяческая любовь к развлечению и забаве, неочевидная тем, кто не знал его близко
292.
Первое, что сделал Ирвин, получив назначение, – по сложившейся уже собственной традиции установил выходные дни: «Я должен буду получить свои два дня для охоты»
293, – заявил он своему секретарю Геральду Рэмсботэму. В целом государственная служба барона Ирвина обещала быть безмятежной. Особенным утешением было отсутствие надобности выступать в Палате общин, держать удары в нижней палате Парламента приходилось все тому же Рэмсботэму. Ирвин, как член Палаты лордов, за три года своего управления министерством лишь дважды принимал участие в острых дебатах. Первый раз по вопросу специальных мест для школьников из малообеспеченных семей, второй – по вопросу увеличения школьного возраста. Оба раза его инициативы были отклонены.
Секретарь вспоминал, что у его руководителя было очень мало работы и что выполнял он свои обязанности «слегка»
294. Если Ирвину все же случалось быть привлеченным к какому-либо делу, он был «быстр как молния», но, поскольку ничего не знал об образовании, мгновенно стихал. На службу он приезжал поздно утром, виделся с немногими подчиненными, кроме его непосредственного штата, и уезжал как можно раньше, чтобы поскорее начать свои выходные в Йоркшире, выполняя обязанности магистра по лисьей охоте, которые ему нравились и были понятны куда больше. Для сотрудников министерства за те три года он стал фигурой почти что легендарной, наводящей на них ужас, если появлялся в офисе.
