XXV. Анита Гарибальди
Я рассказал уже кровавую свадьбу Гарибальди с Анитой. Все, знающие имя Гарибальди, знают безраздельную любовь к нему, геройское самоотвержение и не женскую твердость его жены. К сожалению, жизнь этой необыкновенной женщины мало кому известна, и я на этот раз не принадлежу к избранному меньшинству.
Смуглая как креолка, с правильным и строгим лицом, с огненными глазами и чудными, черными как смоль косами, она навсегда врезывалась в память тому, кому хоть раз удалось видеть ее живую, оригинальную физиономию. Гарибальди, даже во время второй своей несчастной любви, не мог забыть ее прелестный образ. Она была верной спутницей его во всех опасностях, во всех несчастиях и треволнениях его жизни.
Не имея сведений об ее жизни, я могу рассказать несколько подробностей по крайней мере о ее смерти.
После неудачи в Сан-Марино, Гарибальди и его последователи всякими проселками и непроходимыми местами пробирались к морю. Окрестные рыбаки волей-неволей вынуждены были помогать им в опасном предприятии. Чтобы поскорее освободиться от них, рыбаки отдали им четыре небольшие лодочки за очень умеренную цену. В этой небольшой флотилии очень удобно разместилась вся экспедиция. В одну из барок сел Гарибальди с Анитой и с своим штабом, состоявшими из Чичеруаккио
[202] с двумя сыновьями и священника Уго Басси.
Австрийские пароходы скоро однако же напали на след беглецов и начали деятельную за ними охоту. Пришлось приставать к берегу среди всевозможных трудностей и искать убежища в скалах и лесах. Каждый действовал сам за себя. Гарибальди, вместе с Анитой и одним очень преданным ему офицером, пробрался до небольшой рыбачьей деревушки, переоделся в крестьянское платье и отправился лесами по направлению к Равенне.
Во время этого трудного перехода, Анита, ослабленная всевозможными лишениями, перенесенными ею в последние дни, изнемогла совершенно. До сих пор любовь ее к мужу и горячая привязанность к народному делу служили ей значительной нравственной поддержкой и давали силы переносить все труды и страдания. Но скоро неизвестность на счет будущей судьбы своей и любимого мужа, страшная гибель многих близких ей людей, тоска по оставленным ею детям, с которыми она теряла надежду увидеться, парализовали ее нравственно, между тем как голод, холод и бессонница совершенно расстроили ее организм. Опасность ее положения стала очевидна для ее спутников.
Трое путников плелись шаг за шагом, от дерева до дерева, от леска до леска, не теряя надежды добраться наконец до Равенны, где они имели в виду хоть кратковременный отдых. Крестьяне забывали все угрозы и запрещения, и пособляли им, сколько могли. Рассказывают даже – чему впрочем трудно верится – будто даже полиция помогала им от времени до времени.
Австрийцы, с своей стороны, узнав через шпионов направление, куда скрылся Гарибальди, наполнили весь тот край пешими и конными отрядами, которые охотились за путниками совершенно как за дикими зверями. Не раз враги уже совершенно нагоняли их, но те, собрав остаток сил, убегали снова и прятались в недоступные по-видимому притоны.
В одну из таких критических минут, Анита зашаталась на ногах, побледнела и едва не упала. Встревоженный Гарибальди схватил ее в свои крепкие руки, и с дорогой ношей на плечах, презирая все трудности и опасности, направился к ближней ферме, с намерением во что бы то ни стало доискаться безопасного и спокойного убежища. Едва добежал он до первого жилища, как узнал, что австрийцы заняли всё в окружности, и что ему не оставалось другого средства к спасению, как укрыться в чаще леса. К счастью, встретившийся ему по пути фермер, узнав имя беглеца, тотчас же уступил ему свой баррогино (маленький итальянский кабриолет), с свежей и здоровой корсиканской лошадкой. Уложив туда умиравшую Аниту и погоняя без жалости бедного коня, к вечеру добрался он до маленькой кашины, очень близко от Равенны. Анита была при последнем издыхании, и Гарибальди решился остаться здесь на ночь и отправился искать убежища в кашине.
Увидев любимого своего героя в таком отчаянном положении и забыв все запрещения австрийского проконсула, какой-то старый контадин уступил свое жилище беглецам и принялся ухаживать за умирающей. Но всё было уже кончено для Аниты. В ночь она умерла.
Терять времени было невозможно. Гарибальди снова взял в свои руки едва охолодевший труп своей подруги и отнес его далеко в поле, где зарыл под кустом тайно от всех.
Наутро австрийцы заняли кашину, но Гарибальди был уже далеко. Они узнали однако могилу Аниты, потому что ее американская собака не покидала места, где было зарыто ее тело. Каким-то образом они отыскали между окрестными контадинами виновного в укрытии мятежников и расстреляли его на могиле Аниты.
А что сталось с другими двумя спутниками Гарибальди, спасшимися на лодке вместе с ними?
Уго Басси пробирался по направлению к Комаккио; местность была ему хорошо известна, и он был уже не далеко от этого города, где ожидал его дружеский прием и помощь со стороны очень близких ему людей. Дорогой он зашел в дом к одному давнишнему своему знакомому, которого считал своим другом. Там он был схвачен, связан по рукам и по ногам и отправлен в Болонью, где и расстрелян через несколько дней. На следующий день яма, в которую было брошено его изуродованное тело, была усыпана цветами.
А Чичеруаккио пропал без вести. Один из гарибальдийских офицеров, бежавший из Анконы, где его содержали пленным, рассказывал, что будто бы он видел, как Чичеруаккио был расстрелян на бастионе этой крепости
[203].
Итак Гарибальди, вышедший из Рима с 4000 пехоты и 800 гвидами, очутился наконец один. Верная его Анита умерла, и ему не оставалось даже печального утешения видеть ее могилу; у него почти отнята была возможность поминать ее: положение его было так затруднительно, что нужны были все усилия его соображения, чтобы на каждом шагу избегать опасности. Он целые дни проводил в дупле какого-нибудь дерева и ночью неутомимо шел вперед. Так прошел он всю Тоскану и наконец в маленьком челноке достиг Порто-Венере (незначительный порт близ Генуи), где в первый раз увидел себя в безопасности после очень долгого времени.
Это тяжелое путешествие продолжалось тридцать пять дней. Часто его спасали окрестные жители, готовые даже подвергнуться всей тяжести австрийской мстительности. Гарибальди ничем не мог тогда вознаградить их за преданность и самоотвержение, но каждому из них он оставлял на память записку, – и эти документы теперь еще свято хранятся во многих нищенских хижинах Тосканы.
XXVI. Гарибальдийцы
Тысяча большей частью молодых людей, слепо доверившихся своему вождю, начали трудное и опасное предприятие. Они не имели никаких форменных отличек, ни знамени, ни правильной организации и дисциплины. Гарибальди и общая всем любовь к независимости Италии были единственной связью между ними. Когда Гарибальди овладел Палермо, число его последователей значительно увеличилось. Но внутреннее устройство этой армии оставалось то же. Все единогласно назвали гарибальдийцами этот корпус волонтеров, так походивший с виду на партизанскую шайку и вместе с тем имевший всю нравственную силу и единство Наполеоновской великой армии.
