У Гудковой есть вполне логичное объяснение, почему тигры стали заходить в деревню именно прошлой зимой. «Зима была трудная. В шишках не было орехов. А их все лесные звери едят. Нет орехов – у тигра нет еды».
Понятное дело, что жители Кутузовки недовольны тем, что тигра охраняют. «Зачем тигра защищать? – негодовала мать семейства Евгения Федосенко. – Лучше бы детей защищали. Страшно их на улицу выпускать. На машине приходится в школу возить. А тигра убьешь – в тюрьму посадят».
Чтобы удалось сохранить тигра, ко мнению жителей Кутузовки стоит прислушаться. Самый страшный враг для тигра – человек, который борется за выживание и ненавидит его. Судьба тигра тесно связана с благополучием России. Незаконные масштабные вырубки леса – тоже угроза. Они нарушают пищевую цепочку. Деревья продают в Китай. Даже растущее международное сотрудничество может навредить хищнику – сейчас хотят построить прямую дорогу из Владивостока в Поднебесную, и пройдет она через национальный парк «Земля леопарда».
А как Филиппа прижилась в новом доме? Об этом у нас есть точные сведения, так как всем возвращенным в природу тиграм вешают на шею GPS-радар. Практически сразу после освобождения она добыла себе на обед гималайского медвежонка. Филиппа прошла много километров, изучая территорию, как делают все молодые тигры. Она осталась в России, хотя многие переплывают реку Амур и идут в Китай проверить, как там обстоят дела с дичью. Обычно они возвращаются назад.
И что еще интереснее, живущий чуть восточнее, возвращенный в природу тигр Боря уже ходил по следам Филиппы. Вполне возможно, что в ближайшее время из Еврейской автономной области придут новости о еще одном счастливом семействе.
Университет
В самом холодном в мире студгородке автор вдруг заделался сибирским учителем.
Якутск
Говорят, «Сибирь научит жизни», но в моем случае это было взаимно. Я сам стал сибирским учителем, правда, с неполной занятостью.
Раз в неделю я ехал на «уазике» в центр Якутска, парковал машину перед зданием с колоннами в стиле сталинского барокко, протискивался внутрь через двойной предбанник и показывал свое удостоверение охраннику. Потом бежал по длинным коридорам, чтобы прочитать лекцию студентам факультета журналистики.
Северо-Восточный федеральный университет с 20 000 учащимися – это академический оазис в центре холодной столицы. В 2000-х к университету пристроили студенческий городок с современными общежитиями, столовой и бассейном. По вечерам якутские песни студентов-трубадуров раздавались на центральных площадях даже в десять часов, когда шуметь уже нельзя.
Кроме активной студенческой жизни в студгородке еще успевают учиться и заниматься наукой. Университет готовит молодых специалистов в области медицины, естествознания, геологии, технологии, экономики, гуманитарных и социологических наук. Особые целевые отрасли – это добыча руды, экосистемы вечной мерзлоты, палеонтология, морозоустойчивые строительные технологии и разработка новых материалов типа графена. Раньше этот очаг просвещения просто назывался Якутским университетом, а в 2010 году получил статус федерального. На практике это означало больше финансирования и определенные бюрократические привилегии. Так, например, университет теперь имел право признать мою финскую ученую степень без участия Москвы, правда, замректора заявил, что они не знают, как это делается.
Помимо журналистской работы и написания книги я проходил стажировку по программе Россотрудничества в аспирантуре на кафедре журналистики. Я должен был защитить в университете в Финляндии диссертацию, что было довольно трудно – я разрывался между книгой и жизнью в Якутии. Как часть моей стажировки, я предложил вести для студентов курсы журналистики. Я был готов преподавать безвозмездно, но университет захотел обязательно заключить со мной трудовой договор. В России университетам важно показать, что у них есть иностранные преподаватели, неважно кто, так он получит от министерства дополнительные баллы, а потом деньги. Так что скоро у меня в кармане был уже и договор на стажировку, и трудовой договор, и на обоих красовалась подпись ректора, Евгении Исаевны Михайловой. Правда, когда я пошел за зарплатой в университетскую кассу, почти треть из этих денег у меня удержали без какого-либо оправдательного документа. Сказали, что это пенсионный сбор, хотя я иностранец и вряд ли буду получать российскую пенсию.
Моя преподавательская карьера началась с поточной лекции для всего факультета, что уже было успехом.
Студенты с воодушевлением спрашивали про финские СМИ, финскую школьную систему и после лекции хотели сделать со мной селфи. Я предложил на кафедре, что буду заниматься со студентами сравнительным анализом новостей о войне в Украине в российских, украинских и западных СМИ. Мне сказали, что тема хорошая, ее и раньше уже предлагали, но не приняли. Поэтому я просто читал лекции разным курсам о практическом подходе к жанру фичер
[62].
Отношение студентов к преподавателю было для меня легким культурным шоком. В начале урока они все вставали, как в старину, а еще обращались ко мне на «вы». Ну да, ребята были совсем молоденькие: в России в университет поступают, как правило, в 17 лет, то есть еще детьми по сравнению с Европой. Некоторые студенты были довольно пассивны и, казалось, зависимы от своих мобильников. Я старался всех активизировать вопросами, но были и такие, кто на любой вопрос отвечали односложно. Другие иностранные преподаватели объяснили мне, что для многих студентов главная цель учебы – защитить диплом, и они ходят на лекции только потому, что так надо. Но были и студенты, которые по-настоящему интересовались темой.
Я, наверное, больше сам тут научился чему-то, чем их чему-то научил. У нас были очень интересные дискуссии на тему того, о чем местные СМИ говорят, а о чем молчат. Как пример темы, о которой сложно говорить, студенты рассказали, что на госслужбу в Якутии берут только по родственным связям. Часть студентов не видела в этом ничего плохого, видимо, их уже ждало теплое местечко. Многие хотели заниматься журналистскими расследованиями, разоблачать коррупцию и писать о недостатках в работе студенческих общежитий, детских садов, системе управления отходами и общественного транспорта. Многие интересовались гонзо-журналистикой и Хантером Томпсоном
[63]. Один мальчик планировал в первое лето журналистской практики проникнуть в мир наркоторговцев. Я предупредил, что это опасно.
Поначалу я избегал щекотливых политических тем, так как разговоры о политике не входили в функции преподавателя. Но студенты сами периодически поднимали сложные вопросы. «Вы читали разоблачение Медведева? Как вы думаете, это правда?» – спрашивали они меня, когда оппозиционер Алексей Навальный опубликовал расследование о секретной собственности российского премьер-министра стоимостью миллиард евро.
