Я часто просил ее поведать мне о жизни и событиях, оставивших у нее наиболее сильное впечатление, а она то и дело отшучивалась, говоря, что рассказывать-то нечего. Но я не оставлял ее в покое, поскольку мне хотелось таким образом разведать кое-что об эскимосской жизни. И вот в один прекрасный день, когда мы остались дома одни, она, наконец, разговорилась. Сидя на своем привычном месте, на лежанке возле лампы, скрестив голые ноги, она штопала пару непромокаемых сапог, когда вдруг неожиданно, безо всяких предисловий, оторвав меня от работы, унеслась в воспоминания своей прошлой жизни:
– Зовут меня Оруло, что означает «Трудная», но мое настоящее имя – Маленькая Куропатка. Вспоминаю, что моя мать жила совершенно одна в снежной хижине неподалеку от Иглулика. Я не могла понять, почему отец живет в другой хижине, но потом мне сообщили, что моя мать недавно родила и в первое время считалась нечистой для животных, добываемых на охоте. Хотя мне было дозволено посещать ее в любое время, подходя к ее хижине, я никак не могла найти вход. Я была настолько мала, что не видела, что находилось позади снежного блока, через который другие легко переступали, чтобы войти в иглу. Тогда я останавливалась и принималась кричать: «Мама, мама, я хочу войти, я хочу войти!» – до тех пор, пока кто-нибудь не появлялся и не приподнимал меня до входа. А когда подходила к маме, мне казалось, что она сидела на таком высоком сугробе, что мне на него никак не взобраться без посторонней помощи. Я помню себя еще в те времена, когда я была такой крошкой.
Еще могу припомнить Пилинг, большую охотничью стоянку на Баффиновой Земле. Помню, как-то стою и обгладываю мясо с ноги крупной птицы; мне говорят, что это белый гусь, а так как я привыкла питаться только куропатками, то гусь казался мне диковинной птицей. А потом ничего не могу вспомнить до того самого дня, пока я снова как бы не проснулась. Мы на стоянке в местности, именуемой Гора. Отец болен, все наши земляки отправились на оленью охоту, мы остались одни.
Как-то раз я вбежала в нашу палатку с криком: «Белые люди идут!» Я увидела каких-то людей и подумала, что это белые, на что отец, тяжко вздохнув, ответил: «Ах, я думал еще немного поживу, но теперь ясно, что недолго протяну». Люди, которых я увидала, были горными духами, и отец принял это как знак своей скорой смерти. Тогда мы отвезли отца в соседнее стойбище, где жил человек по имени Воробьишка вместе со своей женой по имени Большой Остров, у них-то и умер мой отец. Помню, как его укутали в шкуру и отвезли подальше от поселка, оставив лежать в открытом поле и повернув лицом на запад. Мать объяснила мне, что так сделали, поскольку он был уже стар, и стариков всегда поворачивают лицом туда, откуда приходит ночь, детей же, наоборот, поворачивают лицом к утру, а молодых людей – в ту сторону, где солнце находится в полдень.
Осенью, когда выпал первый снег, Воробьишка собрался пойти на оленью охоту вместе с женой и сыном, которого звали Дух-помощник. Они решили прихватить моего братишку по имени Маленький Каяк, меня и мою мать, ставшую затем второй женой Воробьишки.
Вскоре после того, как мы пришли на это место, произошло нечто удивительное. Отварив грудинку моржа, мать принялась за еду, как вдруг из кости, которую она глодала, стали доноситься какие-то звуки. Она так ужаснулась, что тут же отбросила кость от себя. Помню, как ее лицо побледнело, и она закричала: «С моим мальчиком случилось несчастье!»
И правда, через несколько дней поздно вечером в поселке появился Воробьишка и прокричал ей в оконце такие слова: «Милая Малышка! Это я виноват в том, что ты лишилась сына!» А затем он вошел и рассказал нам о случившемся. В течение нескольких дней охоты им так ничего и не удалось поймать. Они были измождены и питались оленьим пометом. В конце концов они добрались до места, где Воробьишка во время предыдущей охоты припрятал оленью тушу, но найти ее никак не могли. И тогда они решили разделиться: жена отправилась в одну сторону, а Воробьишка с двумя маленькими сыновьями – в другую. Как ни искали, хранилища разыскать так и не смогли. Дул ледяной ветер, началась буря, а одежка на них была неважная. Вот они улеглись за камнем передохнуть, но замерзли не на шутку. День был коротким, а ночь длинной; им надо было переждать до утра, чтобы снова отправиться на поиски. Тем временем Большому острову удалось найти тайник, но она не знала, как отыскать свою семью. Тогда она тоже спряталась за камень, чтобы вздремнуть, но неожиданно проснулась, словно бы кто-то ее толкнул. Во сне она словно наяву увидела моего брата. Бледный и трясущийся от холода, он ей сказал: «Тетя, больше ты меня не увидишь. Земные вши осерчали на то, что мы питались их сухожилиями и пометом раньше, чем прошел год со смерти отца».
Я помню все так четко потому, что тогда я впервые поняла, чего не следует делать после чьей-то смерти. На языке шаманов земными вшами называют оленей. Когда на следующее утро Воробьишка стал собираться в дорогу, мой брат вдруг ослабел и не мог держаться на ногах. Его накрыли оленьей шкурой и оставили лежать одного. Потом склад все же нашли, но Маленький Каяк насмерть замерз.
На следующую весну мы, покинув наше место, добрались до залива Адмиралтейства. В то время люди там собирались отправиться в глубь материка на оленью охоту. Одного из охотников звали Косой, а его жена Кунуалук недавно родила недоношенного ребенка и поэтому не могла следовать за мужем. Тогда вместо нее поехала моя мать вместе со мной. Все лето мы провели на материке. У мужчин выдалась удачная охота, а мы помогали им складывать мясо в хранилища. Жизнь была веселой, сытной, мы ели лакомые куски, и дни казались сплошной игрой. Помню, как однажды мы перепугались, услышав крик, доносившийся из одной палатки: «Идите все сюда, поглядите-ка!» Мы все кинулись туда и увидели паука, спускающегося с неба на землю, и вокруг воцарилась тишина, ведь такое явление означает приближение чьей-то смерти. Так и произошло. Вскоре в стойбище пришли люди с побережья с известием о смерти четверых охотников в каяке. В их числе был и мой отчим Воробьишка. Так мы с матерью снова стали одинокими и бездомными.
Однако вскоре моя мать снова вышла замуж за человека намного моложе себя. Вместе они прожили до тех пор, пока он не нашел женщину своего возраста и не женился повторно. Мать была отвергнута, и мы снова остались одни. Затем она вышла замуж за мужчину по имени Аупила, «Красный», и у нас снова появился кормилец. Этот Аупила собирался отправиться в Понд-Илет и отыскать там белых людей. Он откуда-то узнал, что летом туда заглядывают китоловы, и поехал туда вместе с матерью, оставив меня вместе с Волком и его женой Грязнулей. Однако у них я пробыла недолго, поскольку Волк решил, что ему приходится кормить слишком много ртов. Тогда я перешла к Бычку и оставалась у него, пока Ауа не взял меня в жены. Тут и пришел конец моим страданиям, ведь тот, кто счастлив, не имеет никаких страданий. И это верно, ведь я прожила счастливую жизнь и произвела на свет семерых детей.
Оруло погрузилась в глубокие раздумья, но я хотел разузнать больше, поэтому потревожил ее просьбой:
– Расскажи мне, пожалуйста, о своем самом горьком воспоминании.
Ничуть не медля, она ответила:
– Самое горькое мне довелось пережить во время неудачных охот, случившееся вскоре после того, как у меня родился старший сын. Тогда у нас произошла еще одна беда: росомаха разорила все наши хранилища с олениной. На протяжении двух холодных месяцев мой муж ни разу дома не ночевал. Все время он проводил на тюленьей охоте, довольствуясь крошечным навесом, построенным им над тюленьей лункой. Тогда мы были близки к голодной смерти, ведь за все это время ему удалось раздобыть всего лишь двух тюленей. Ах, как же было ужасно смотреть на него, промерзшего и голодного, страдавшего дни и ночи напролет в такую ужасную непогоду, видеть, как он худеет и слабеет!
