Хорошие переводы у меня: Гофштейн
[204] (хотя и мало); Варналис (почти вся книжечка) и Арагон, этих хотелось бы собрать по 3, а остальные мне — «как Господь».
Писульку Владыкину
[205] прилагаю, может быть, ее можно (скорее) подать просто в издательство без промежуточной почты, если неудобно почему-либо, вложите в конверт, напечатайте адрес, хорошо?
Орел в августе недосягаем и для меня; а в сентябре он мне не нужен, т. к. девать его некуда — и в мезонинчике замерзнет к черту — не класть же его, простите за вульгарность, с собой спать внизу — слишком столичная штучка для нас, простых советских людей, но там видно будет — может быть, и положим!
Великодушие редакции с Орловской фамилией (подготовка текста) меня просто потрясло
[206]. Угрызаться-то будет не он — а я, причем всю свою жизнь, что там не моя фамилия стоит. Редкий для меня случай тщеславия (в данном случае не «тще») (и не «славия»). Очень мне дорога и очень мною выстрадана именно эта, первая посмертная книжечка. И дорого мне далась «подготовка текста» и «составление» — мне, только что вернувшейся из ссылки, последними слезами плакавшей над сундучком с разрозненными остатками архива — жизни. Не простая это была подготовка, и в данном случае Орловская фамилия вместо моей, дочерней — издевательство «великодушной», а главное — «дальнозоркой» редакции. Лично к Вам это, конечно, не относится, что до издевательства — отношу его к роковому (в малом и большом), тяготеющему над семьей. Которой уже нет.
Пока писала Вам, и солнце встало, и туман рассеялся — да будет так и в нашей жизни!
Обнимаю Вас, люблю, спасибо за всё.
Про лопухов и улиток мне понравилось (еще раз — эту вещь знаю — и стихи хорошие)
[207]. Очень благодарна за Чехова. Особенно же за «Новогоднее»
[208].
Спасибо, дружок! Будьте здоровы и веселы.
34
4 августа 1961 г.
Милая Анечка, просто не успеваю отвечать Вам! Единственное преимущество Вашего отсутствия то, что часто пишете. Рада была узнать, что хоть два дня вырвали из этого пекла и провели их загородом. Жара нестерпимая была даже здесь, но вот сегодня вечером прокатилась агромаднейшая гроза, изумительная, все небо в синих молниях и малиновых зарницах, электричество выключали, так что сидели в темноте на террасе и любовались электричеством первозданным. Сразу посветлело, стало легче дышаться. А. А. приехала дня 3 тому назад, привезла племянницу
[209], развлекать которую помогали все те же самоотверженные Инна и Нана (шлющие Вам привет!). Они ее купали, загорали, сопровождали в Поленово
[210] и обратно, катали на лодке, перезнакомили с молодежью обоего пола, только что в кино не водили. Теперь она (племянница), едет завтра в Москву, захватит эту сонную записку. Устаю от райской жизни как собака, готовка донимает, да и не только она. Ничего не успеваю, время летит немыслимо и тратится на пустяки беспощадно.
На Ваше «деловое» письмо отвечу вкратце — очень, т. к. сегодня обалдела особенно:
1) Из прозы, перечисленной Вами, у меня есть только «Земные приметы»
[211] (типографский оттиск с правкой).
2) «Сибирь»
[212] есть.
3) Рукописи «Перекопа»
[213], «Лебединого Стана» и «Поэмы о Царской Семье»
[214] хранятся в Базеле и никогда в подлиннике никаким Иваскам
[215] не попадут. Знакомые, живущие в Швейцарии, обещали мне все это разузнать и кое о чем договориться. Если удастся снять фотокопии — сделают. И, может быть, даже сами привезут — в этом году или будущем.
