ПРОПАЛА СОБАКА
Йоркширский терьер, передняя лапа отсутствует. Красный ошейник.
Отзывается на кличку Джеффри.
Позвоните миссис К. Аберкромби
07974-377-337.
ЗА ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ
Я возвращаюсь домой, и чаепитие с ба проходит странно.
Она какая-то очень тихая. Так что, учитывая, что я чувствую себя виноватой из-за ситуации с Бойди, а с ба непонятно что происходит, чай мы пьём в полной тишине.
И печенье магазинное. Это очень необычно.
Я никак это не комментирую.
Чуть позже я отправляю Бойди сообщение. Наверное, это самое непростое, что мне когда-либо приходилось писать.
Привет. Прости за тот случай. На самом деле я так не думаю. Друзья?
Тринадцать слов. Я раздумываю, достаточно ли этого, когда мне практически моментально прилетает ответ.
Слишком поздно. И не мечтай. «Пузырь?» Я думал, некоторые вещи – табу. Очевидно, нет.
Значит, он слышал всё, включая «пузыря». Это не совсем то же самое, что назвать его жирным, но из той же области. Зачем я так сделала?
За то время, что мы знакомы, Бойди ни разу не упомянул мои прыщи или, раз уж на то пошло, мою внешность в принципе, кроме того случая, когда он сказал, что мои волосы хорошо выглядят, а потом так зарделся, что, думаю, пожалел о сказанном.
И я тоже никогда не упоминала его размеры.
Но некоторые темы должны быть под запретом – и неважно, насколько вы расстроены. Ссылаться на вес Бойди, как я теперь выяснила, – одна из них. Всё его сообщение пропитано обидой.
Он как-то сказал мне, что всю жизнь был «крупным» и что ненавидит таким быть. И я только что всё усугубила.
Задевать чувства людей – явно достойный бабушкиного списка «весьма пошлых» вещей пункт. Хотя, если задуматься, обидные замечания касательно чьей-то внешности, скорее всего, считаются «жутко пошлыми».
Мисс Холл сказала, что загрузит мою домашку на школьный сайт, но её там не оказывается или я не могу её найти, и я кликаю везде, где только можно, когда вижу объявление о школьном конкурсе талантов, который состоится завтра, – и имя Бойди в списке участников.
Ну кто бы сомневался. Если и существует кто-то, кого отсутствие всяческого таланта не удержало бы от участия в конкурсе талантов, это будет чрезмерно уверенный в себе Эллиот Бойд. Он говорил мне об этом, в одном из своих монологов по дороге из школы, но это вроде как затерялось на фоне общего издаваемого Бойдом шума.
Он учился играть на гитаре ровно один месяц. И, глядя на список его конкурентов, я уже вижу, что ему труба.
• Трэш-металл-группа под названием «Мать драконов» из десятого класса, которая как-то выступала на линейке – очень шумно и здорово;
• Саванна и Клем Робер, занимающиеся бальными танцами под современную музыку, как по телику. Они тоже хороши;
• Нилеш Патель из одиннадцатого, который выступает с нормальными стендапами, а не просто нудно пересказывает шутки из книжки.
На самом деле, все весьма хороши. Его разобьют в пух и прах. Бедняга Бойди хоть убей не сможет толком сыграть на гитаре и будет освистан.
Собственно говоря, освистать его не освищут, потому что такое пресекается. Но на него будут смотреть в абсолютной тишине, неискренне аплодировать, а потом дразнить всю оставшуюся жизнь.
И я осознаю, что:
а) я не хочу, чтобы это с ним произошло. И…
б) если я как-то смогу это предотвратить, он простит меня за то, что я поливала его грязью перед Араминтой Фелл и компанией.
Тут-то я и решаю снова сделаться невидимой.
Чтобы попытаться спасти Бойди. Это меньшее, что я могу сделать, учитывая, как я ранила его чувства.
Прямо странно, до чего быстро это решение формируется в моей голове. Я таращусь на монитор компьютера, и тут – бац! – всё становится очевидным. Я обнаруживаю, что это ободряет: это должен быть хороший план, раз он так быстро пришёл мне на ум.
Или нет?
Я знаю, что вы думаете: но это менее легкомысленно, чем звучит.
Чуточку менее, по крайней мере.
Я выйду на сцену, когда он будет выступать. Я стану невидимой: как-нибудь отвяжусь от занятий в этот день и всё утро проведу в солярии. Я буду шептать Бойди в ухо, что делать, и возьму гитару из его рук, тем самым создавая поразительнейшую иллюзию: парящую в воздухе гитару!
Вообще-то я немного умею играть. Уж точно лучше, чем Бойди, так что пока гитара будет «парить», я чуть-чуть побренчу, а он помашет руками, как волшебник, и это действо встретят восторженными, ликующими, невиданными овациями!
Звучит неплохо, а?
Нет. Теперь, когда я набросала план, он звучит совершенно нелепо: фантазия мозга, повреждённого китайскими зельями и чрезмерным воздействием ультрафиолетового света.
Думайте, что хотите, только я для себя уже всё решила. Да, это риск. Но в прошлый раз любые неблагоприятные последствия были, что ж… их не было. Моя кожа стала лучше. У меня даже получается убедить себя, что мои волосы заблестели, и я пытаюсь откинуть их назад, как Араминта Фелл, но получается плохо. Я, наверное, смахиваю на умалишённую лошадь, которую достали мухи.
Так что решение принято. Но прямо сейчас я должна сделать ещё кое-что. Это тот вечер, в который я решила навестить прабабулю одна и выяснить, что же такое она имела в виду – и имела ли вообще, – так странно поглядев на меня в свой день рождения.
Я слышу, как ба кричит с первого этажа:
– Я ушла! Пока, милая. Вернусь не поздно.
Сегодня у ба «концертный вечер». Раз в месяц или около того ба со своими друзьями отправляются на концерт. Классический или джазовый: стариковская музыка, короче.
Сегодня он что-то рановато. В шесть с хвостиком в Уитли-Бэйском драмтеатре. Какой-то джазовый квартет. Закончат в восемь.
Что даёт мне чуть больше пары часов, чтобы добраться до пансионата для престарелых и разобраться, почему прабабуля была такая загадочная на своём дне рождения.
Глава 29
К тому времени как я добираюсь до «Прайори Вью», на часах уже семь, и я промокла насквозь – снаружи от дождя, который начался в ту секунду, когда я шагнула за порог, а внутри от того, что вспотела в водонепроницаемом плаще.
Я доехала на метро и взяла с собой Леди. С ней в пансионате бывать хорошо, потому что, если на прабабулю нападает состояние ничего-не-говорения (что происходит в большинстве случаев), тогда я могу гладить Леди, которой всё равно, кто что говорит, до тех пор пока ей чешут пузико. И прабабуля всегда улыбается, увидев её.
