Черно-белые слова, произнесенные моими родителями, слова, за которые я так ими гордилась, гордилась их умом, красноречием, острыми, как бритва, ответами. Я была так горда, что их выбрали защищать наше поколение детей. Даже когда я знала, что они лгут, я считала, что они лгали, чтобы защитить нас.
Они защищали нас, так ведь?
Я не в силах отложить книгу, не в силах прекратить водить пальцем по статьям, каждая из которых открывает больше. Я пробегаюсь по вырезке, где журналист рассказывает о конфискованных видео сексуального характера: «Есть любительские видео, которые, как говорят, сняты членами религиозной секты, которая называет себя «Семья любви». Видеокассеты, показанные по аргентинским телеканалам, содержат изображения обнаженных девочек, некоторые из которых не старше восьми, танцующих в провокационных позах. Власти Аргентины утверждают, что порнографические видео и литература были конфискованы во время рейдов в семи домах, управляемых культом. Источники в суде свидетельствуют, что на некоторых кассетах запечатлен секс между взрослыми и детьми, на одной – между отцом и дочерью».
Я не знала, что они что-то конфисковали во время рейдов. Мои родители ничего нам об этом не говорили. Но пока я читаю, у меня всплывает воспоминание из южноафриканского периода, о том, как я, пятилетний ребенок, смотрела эти фильмы. Их сняли молодые девушки для Моисея Дэвида. Нам говорили, что видео прекрасны, что они являются выражением любви. Я помню день, когда несколько теток и молодых девушек снимали их в нашем доме. Нам не разрешали ходить мимо определенного окна, если мы оказывались «на заднем плане». Я слышала музыку, громко игравшую в комнате, где была установлена камера. Мы с Джоэлем нашли место, откуда можно было смотреть. Мне были видны лишь их очертания сквозь сетчатые занавески. Девушки эротично сняли одежду, медленно, вращаясь под музыку. Джоэль и я имитировали танец из нашего укрытия, весело потирая свои собственные тела и беззвучно смеясь.
Заголовок на следующей странице гласит:
«ДЭВИД БЕРГ СЕКСУАЛЬНО ИСПОЛЬЗОВАЛ СОБСТВЕННУЮ ВНУЧКУ».
«…Его внучка обвинила его в том, что он начал совершать в отношении нее сексуальные действия, когда ей было пять лет…»
Я живу в этой группе с рождения, и даже меня, притом что мне известно, известно из первых рук, шокирует заголовок и сообщение о заявлении внучки Моисея Дэвида.
Нет, это для меня не новости, но я читаю их по-новому. Это как увидеть свое лицо в зеркале сзади – твои черты меняются местами. Ты видел свое лицо определенным образом всю свою жизнь, и теперь смотришь на него и не узнаешь, все кажется каким-то сдвинувшимся. Я читала тексты Моисея Дэвида о его сексуальных фантазиях в отношении его внучки Мины, но почему-то это знание просто растворилось в общей ткани того, что мы переживали и чему нас учили. Всего лишь малая часть этого. Среди всего остального это даже не выделялось. Теперь эти слова как будто выпрыгивают на меня со страницы, и меня слегка подташнивает от того, что они воспринимаются как действительно мерзкие только сейчас, когда я читаю их в этом тусклом бежевом кабинете в книге вырезок.
Я вновь переворачиваю страницу. Моя рука дрожит от беспокойства из-за того, что я увижу на другой стороне. Мой резкий вдох прорезает полутемную комнату. Из центра страницы кричит фото. Ему несколько лет, оно черно-белое и зернистое, но это определенно я. Я касаюсь края снимка, и на подушечке пальца у меня остается отпечаток серой краски. Он показывает, насколько это реально, так реально, что покидает страницу и оставляет на мне отметину. Фотография была сделана в тот день, когда мы приехали в Лондон на демонстрацию. Я стою у аргентинского посольства, одетая в джинсовый пиджак, который мне дали и который я так обожала, мое детское лицо искажено в полном искреннего энтузиазма крике.
Я не знала, что выгляжу так. Мои волосы выбиваются из низкого хвоста, завиток обрамляет лицо. Я выгляжу сильно меньше, чем люди вокруг меня. Меньше, чем я представляла себе. Я выгляжу как ребенок. Я не чувствовала себя ребенком в тот день, когда была сделана фотография, – я чувствовала себя взрослой, я чувствовала себя так, словно я взрослая, много лет.
Я не узнаю себя.
Заголовок гласит: «ДЕТИ ГОСПОДА ДАЮТ ОТПОР».
В моих крошечных раскинутых руках, словно пастушеский посох, торчит плакат с нарисованными любительской кистью большими словами.
На плакате написано: «ОТПУСТИТЕ НАШИХ ДЕТЕЙ».
13
Ничего не прощать: 16 лет после
Мои родители только что ушли.
Я сосредоточенно смотрю на ковер в центре комнаты. На нем вышиты цветы, их листья перекрываются. Я пялюсь так сильно, что цветы принимаются мерцать, двигаться в направлении друг друга, словно трясущиеся, дрожащие руки в поисках утешения, но чуть-чуть не дотягиваются.
Я в своей гостиной в Лондоне. Я вернулась из путешествия длиной в шесть месяцев и почти приспособилась снова к лондонской жизни. Но последние двадцать четыре часа изменили все.
Я только что брала интервью у моих родителей.
Я ничего не чувствую. Не ощущаю ни гнева, ни печали.
Я словно под анестезией.
– Вот и ты… – входит Паз со стаканом воды в руке. Я знаю Паза восемь лет. Он мой продюсер, мой самый лучший слушатель и мой хороший друг. Возможно, он думал, что попадет на вечеринку в честь победы. Но вот она я, сижу здесь, почти что в ступоре.
– Спасибо, – слово пересыхает у меня во рту.
Вчера я должна была вылететь обратно в Штаты, но группа, в которой я должна была жить, отменила визит. Разочарованная, сконфуженная, я сидела у себя на кухне, задаваясь вопросом, каким должен быть мой следующий шаг. И тогда раздался звонок с неизвестного номера. Это был мой папа: «Мы в Великобритании и хотим тебя видеть».
Был ли это знак? Предполагалось, что мой следующий шаг должен был быть таким? Может, с этого нужно было начинать?
С возвращения к истокам.
Сейчас, всего через полчаса после того, как они ушли, я выключилась. Вокруг меня все сжимается, как будто то, что произошло в комнате, случилось в конце туннеля, или где-то там, по другую сторону телескопа. Далекое, как когда смотришь не с той стороны подзорной трубы и видишь все, словно в крошечный глазок. Мой мозг пытается защититься, сгладить ощущения стыда и провала, болтающиеся на периферии, но их мерзкие тени выползают из углов.
Все говорили мне, что встреча с моими родителями будет сложной.
Все предупреждали, что она отбросит меня на шаг или два назад.
Будь осторожна.
Но истории, которые я рассказывала самой себе, о моей силе и способностях, заглушали голоса «остальных». Все, что мне нужно было сделать, это снять родителей на камеру. Обо всем остальном я могла позаботиться. Я опытный интервьюер – теперь они не могут повлиять на меня так, как в детстве.
