В Шанхае я видал нескольких лиц, приезжавших из Харбина. Из разговора с ними, а также из писем генерала Хорвата (жившего тогда в Пекине) я убедился, что мне ехать в Харбин действительно нельзя.
Между тем мне очень хотелось посмотреть, так сказать, внутренность Китая. Поэтому я воспользовался приглашением Елизаветы Николаевны Литвиновой, предлагавшей мне приехать на некоторое время в Ханькоу, где ее покойному мужу принадлежала чуть ли не треть русской концессии, обширные чайные плантации и несколько заводов для выделки кирпичного чая. На Дальнем Востоке русские ее называли «чайной королевой». Она являлась главной благотворительницей по устройству и поддержке русских церквей, по устройству и поддержке самых различных школ. Много она помогала и неимущим русским беженцам.
Вышел я из Шанхая на небольшом, но прекрасно оборудованном английском пассажирском пароходе. По реке Янцзы-Кианг до Ханькоу от Шанхая надо было идти почти четверо суток. Даже по сравнению с такими сибирскими реками, как Иртыш и Обь, Янцзы-Кианг производит потрясающее впечатление. В своей нижней части местами с одного берега другой едва виден. Глубина реки такова, что канонерки и небольшие крейсера свободно доходят от океана до Ханькоу. Дальше же вверх, почти до предгорий Тибета, ходят небольшие речные пароходы и могут проходить маленькие миноносцы.
Пейзаж по сторонам реки совсем не интересен. Тянутся сплошные рисовые поля, прорезанные по разным направлениям каналами, являющимися главным путем сообщения на джонках. Довольно редкие селения с парохода производят впечатление муравьиных куч, настолько они переполнены людьми, живущими в очень тесно построенных одна рядом с другой фанзах (небольших домах-хатах). На реке и каналах около селений целые флотилии джонок, которые для многих семей заменяют дома.
Проходя на пароходе мимо одного из таких селений, мой спутник, английский консул, обратил мое внимание на ловлю китайцами рыбы. Они пускали со своих джонок в воду на привязи бакланов (вид дикого гуся-нырка), у которых на шеях были надеты кольца. Птица ныряет, ловит рыбу, а проглотить ее не может (мешает кольцо). Когда птица вынырнет с вытянутой головой и торчащей изо рта половиной рыбы, китаец притягивает ее к лодке, вынимает рыбу из клюва, бросает ее в лодку, а птицу вновь на привязи пускает в воду.
На двух остановках (названий я теперь не помню), где, по рассказам, славились мастера работами из слоновой кости, я с англичанином ходили смотреть их работу. Работа и мастерство действительно поразительные. Англичанин кой-что купил, но для меня цены были не по карману.
Английский консул возвращался в свой участок, где-то около Тибета, после отпуска. По его словам, от последней остановки парохода ему предстояло еще совершить путешествие на носилках (в паланкине) в течение пятнадцати дней по очень скверной дороге. На мой вопрос: обеспечена ли всегда возможность получить носильщиков, он ответил, что это вполне обеспечено, ибо «мы хорошо платим». «А сколько же вы платите носильщикам?» – «Для меня, моего лакея и для багажа нужно три паланкина. На каждый паланкин требуется две пары носильщиков, то есть всего 12 человек. Считая для них дороги в один конец пятнадцать дней и обратно пятнадцать дней, я должен их нанять на один месяц. За это я уплачиваю каждому, при его продовольствии (питаются они рисом), по 5 долларов американских, что составляет 10 иен, или 10 мексиканских долларов, на которые ведутся здесь все расчеты. Всего же, значит, 60 американских долларов». Я удивился, что плата так мала. Англичанин мне ответил, что по китайским масштабам эта плата очень высокая и нет отбоя от предложений.
Ханькоу
Пароход подошел к пристани в Ханькоу около 4 часов дня. Встретил меня генерал-майор Бурлин162 (бывший в штабе у адмирала Колчака помощником начальника штаба). Он служил в Ханькоу в качестве инструктора по строевому обучению полиции на бывшей русской концессии.
Он проводил меня в гостиницу и сказал примерно следующее: «Обстоятельства несколько изменились. Китайцы, как вы знаете, признали советскую власть. Вчера уже здесь появился в советском консульстве какой-то большевик. На этих днях ожидают проезда и большевистского консула. Елизавета Николаевна очень боится, как бы ваше посещение не отразилось плохо на ней. Вас она очень хочет видеть, но просила меня привести вас к ней в дом сегодня в 11 часов вечера, чтобы никто не видел, что вы были у нее». Я согласился.
Хотя первое время большевики держали себя тихо и скромно, но впоследствии оказалось, что предосторожность, принятая Елизаветой Николаевной, могла быть не напрасной. Впоследствии, когда большевики уже укрепились в Китае и обнаглели, в Ханькоу как-то приехал генерал Лебедев (бывший начальником штаба у адмирала Колчака) и бывал у Е.Н. Литвиновой. Большевики нажали на китайские власти, Лебедев был китайцами арестован и посажен в тюрьму. Прошло много времени, пока Е.Н. Литвиновой, потратив на это очень крупные средства, удалось высвободить из тюрьмы Лебедева и перевезти его сейчас же (прямо из тюрьмы) на английский пароход. Но бедный Лебедев застудил в китайской тюрьме почки, долго болел в Шанхае и скончался от болезни почек.
В назначенный час, пробираясь в темноте «как тать», я был приведен к маленькой калитке сада Е.Н. Литвиновой. Затем через сад проведен в ее дом. Обстановка меня поразила: это была не частная квартира, а какой-то антикварный магазин. Масса очень ценных, старинных китайских вещей, но все это как-то беспорядочно переполняло комнаты. Получалось впечатление, что собраны здесь вещи из нескольких обширных квартир. В большой комнате, куда меня провел лакей, у окна стоял круглый столик, на котором были печенья и вино. Явно, что приготовлено для нашего собеседования. Я обратил внимание на то, что среди китайских вещей, у стены, на небольшом возвышении, под балдахином и окруженное золоченым шнурком стояло какое-то кресло. Литвинова потом мне рассказала, что это кресло привезено сюда из их дома в Шанхае. Что когда Государь Император Николай II, будучи наследником, ездил на Дальний Восток, он был у них в Шанхае в их доме и сидел в этом кресле.
Ждать Е.Н. Литвинову мне пришлось минут пять. В комнату вошла высокая, видная и еще красивая женщина. Произвела она на меня очень хорошее впечатление. Женщина она, безусловно, умная и властная.
Говорили мы довольно долго, и я, прощаясь, не пожалел, что ради знакомства с ней (а не только ради предлога знакомства с ней) я сделал путешествие из Шанхая в Ханькоу.
На другой день я завтракал у генерала Бурлина, и он показывал мне город. Европейская часть мне понравилась больше районов шанхайских иностранных концессий. Более уютные домики-особняки, больше зелени. Китайскую часть города не осматривали, так как там было очень неспокойно и европейцам не рекомендовалось туда заглядывать. На другой день мы тронулись в обратный путь.
Китайская смута начала 1925 года и шанхайские события того же времени
Китайская смута, завершившаяся падением китайской Императорской династии перед мировой войной и провозглашением республики, из-за борьбы между собой правителей отдельных провинций приобрела характер постоянной, нескончаемой внутренней борьбы, разорявшей страну и совершенно нарушавшей торговые отношения с Европой, Америкой и Японией.
